Оксана Токарева - Зеленый жемчуг

— Ну и тоскливая песня! Словно собака воет по покойнику.

— Типун тебе на язык! — прицыкнул на парня Петрович. — Как бы нам этот вой боком не вышел. Вот ведь незадача какая. Куда ни кинь — всюду клин. А ведь в прежнее время здесь ходу было всего пятнадцать минут. И надо же было этим стервятникам поганым на третьей свои делишки обтяпывать!

Он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вдруг поднял указательный палец вверх и застыл на месте, внимательно к чему-то прислушиваясь. Забытый бычок жалко повис у него на губе. Туся тоже насторожилась. Земля у нее под ногами вибрировала, как во время обстрела. Потом где-то сверху, оглушительный в гулкой тишине, раздался металлический скрежет. Туся подняла голову. По фасаду ближайшего здания, быстро расширяясь, сверху до низу пробежала громадная трещина. Верхние панели немного побалансировали в воздухе, обтряхивая с себя пыль и копоть, и начали медленно падать вниз. Что-то похожее происходило в соседних домах. Этого, впрочем, Туся разглядеть уже не смогла.

В наушниках Петровича загремел голос Командора:

— Назад!!! Бегом марш! Не оборачиваться и не останавливаться!!!!

Усач мгновенно вышел из ступора, сгреб Тусю в охапку и помчался гигантскими скачками по дыбящейся, уходящей из-под ног мостовой, разом поминая святых угодников и безбожно матерясь.

Вокруг все грохотало, скрежетало и лязгало, обрушивая на изнемогающие мембраны барабанных перепонок сотни децибелов пропущенных через усилители громовых раскатов или грохота сотен обезумевших дискотек. Впрочем, этот жуткий стон земли и металла достигал не только ушей. Он ощущался всем телом, сбивая пульс, резонируя в груди и желудке. Мир рушился, небо мешалось с землей, тьма со светом, и единственное, что оставалось реальным — это жесткая броня Петровича, его медвежий захват и ощущение нестерпимого ужаса, засевшее то ли под ложечкой, то ли в груди.

Глянув назад (копируя манеру командира, или просто потому, что это было удобнее всего, Петрович носил женщин так же по-разбойничьи через плечо), Туся увидела стремительно приближающееся облако пыли и копоти. Опережая его всего на пару шагов, по улице мчались трое младших барсов. Рюкзак подпрыгивал над плечами Дина, как лихой ковбой. Арсеньева и Славы с ними не было…

Остановиться их заставила река. Парапет набережной давно обвалился, и Петрович с Тусей через плечо, разогнавшись, едва не сверзился в насыщенную химикатами и смазкой, отвратительно смердящую болотом и канализацией жижу. Пабло с Дирижером, через пару мгновений вынырнувшие из мрака, буквально за рюкзак поймали посунувшегося вниз Дина.

Петрович поставил Тусю на уцелевший участок облицовки набережной и прислушался. Гул и грохот стихли, земля под ногами уже не отплясывала брейк-данс и лишь тихо, настороженно гудела. Вокруг все было спокойно: бои за набережную закончились около двух недель назад и большинство окрестных зданий лежали в руинах.

Хотя бетонный туман достигал такой густоты, что на несколько сотен метров никто не мог ничего разглядеть, Петрович и барсы долго вглядывались в серую мглу, в надежде, что еще пара мгновений, и она расступится, выпустив из своей толщи силуэты двух знакомых фигур. Но пыль уже начала оседать, а Арсеньев со Славой так и не появились. Связь отсутствовала, сколько Дирижер ни пытался колдовать над рацией.

— Командор! — с отчаянием позвал в микрофон Петрович. — Саня! — повторил он жалобно, и голос его дрогнул.

— Они живы! — с неожиданной для себя уверенностью сказала Туся.

С ней происходило что-то странное: она стояла на набережной, глядя, как пыль медленно оседает, открывая обзору то, что осталось от пятой улицы, и в то же время пробиралась по какому-то темному, уходящему вглубь лабиринту. Скудный свет карманного фонарика освещал серые выщербленные стены, потрескавшиеся опоры, остовы искореженных машин, выхватывал из мрака горбоносый силуэт идущего рядом Славы.

— Это подземная парковка, — явно не своим голосом произнесла Туся. — Отсюда прежде, кажется, был выезд на набережную…

— Фига с два! — простонал Петрович, побелевшими пальцами сжимая автомат (молодые барсы взирали на Тусю прямо-таки с суеверным ужасом). — То есть выезд, конечно, был, но вы же видите! Здесь бомбили! Придется копать! — закончил он совсем уже другим голосом и так посмотрел на своих товарищей, что, попробовал бы кто ему возразить, ему пришлось бы несладко.

Но возражать никто не пытался. Пабло и Дин доставали саперные лопатки, Дирижер пристраивал поудобнее рацию, чтобы не мешала работе.

Туся не могла сказать, сколько времени продолжались раскопки, так же, как и подсчитать количество кубов перемещенной с места на место земли, число вывороченных камней, кусков арматуры, балок, блоков и другого строительного мусора. Она работала наравне со всеми: таскала горстями землю, ворочала камни, которые могла поднять. Вместе с тем ее не покидало ощущение двойственности, присутствия одновременно здесь и там. Иногда оно было ярким, почти осязаемым (тем более что пленники подземелья занимались той же работой, явно не подозревая о возможности помощи извне и не надеясь на нее), временами превращалось в зыбкий морок, смутное воспоминание о невнятном сновидении.

Внезапно картина замурованной парковки сделалась настолько четкой и реальной, что Туся сперва подумала, будто незаметно перенеслась туда. И даже голоса Петровича и Пабло над ухом да громкое сопение Дина не сразу убедили ее, что это не так. Впереди, загораживая проход, возвышалась плита. Уродливый серый монолит без единой трещинки, толщиной не менее полуметра и больше трех с половиной в высоту.

— Ну вот, и приехали! — услышала Туся Славин голос. — Спи спокойно, дорогой товарищ. Ты, помнится, говорил, Командор, что смерть от удушья не из самых приятных. Так может лучше сразу?

Он достал нож и выразительно провел им возле горла.

— Без паники! Коммунисты не сдаются. — ладонь Арсеньева тяжко легла на рукоять Славиного ножа, и Туся подумала, что происходящее с ней напоминает компьютерную игру с эффектом присутствия. Отличие заключалось лишь в том, что все происходило на самом деле, пугая реальностью ощущений, и что она при этом оставалась всего лишь зрителем, не способным там ни на что повлиять.

Арсеньев меж тем зачем-то разбирал валявшийся в огромном количестве под ногами хлам, силясь что-то в нем отыскать. Найдя толстый железный прут, он испробовал его на прочность. Эту процедуру ему пришлось повторить не менее четырех раз: два прута сломались в его железных руках, третий он завязал узлом.

— Здесь есть небольшая щелка, — пояснил он взиравшему на него с явным интересом и недоумением Славе. — Попробуем просунуть туда рычаг и сдвинуть с места. По моим расчетам выход где-то близко.