Мария Стрелова - Призраки прошлого [litres]

Холодов вышел на платформу и остановился у стены, глядя, как на станции кипит своя, особенная жизнь. Все же после благополучия маленьких бункеров здесь все выглядело обреченным и жалким. Больше всего на свете юноше хотелось, чтобы события пары минувших месяцев оказались просто сном, чтобы все было хорошо в знакомом до мелочей мытищинском убежище – без рефлексии, без терзаний и сомнений, как прежде. Нет, увы, нет. Прошлого не вернуть.

Судьба дала шанс – выстраданный, выпрошенный у всех высших сил, оплаканный десятками бессонных ночей и оплаченный кровью и болью. Здесь, в метро, Доктор Менгеле не сможет их достать, здесь можно начать новую жизнь с чистого листа, забыв о том, что было раньше. Жить вдвоем с Алевтиной, как обычные люди, как все, снующие по вытертому мрамору между палатками. Это ли не счастье?

– Дима, можно тебя на пару минут? – Иванов выглянул из-за двери, его глаза блестели, лицо выглядело возбужденным.

«О, нет!» – отчего-то молодого ученого охватило недоброе предчувствие.

– Алевтина рассказала мне несколько иные вещи. В Загорянке есть гениальные дрессировщики, техники и прочие, которые способны помочь нашей жизни в большом метро. Они не согласны с режимом вашего начальства, и если вы убедите их пойти с вами сюда, мы сможем организовать выгодное сотрудничество! Аля готова отправиться в убежище и вернуться сюда со знающими и умеющими товарищами.

– И вы ей поверили?! – в отчаянии крикнул Дима. Мечта о спокойной жизни вдруг начала рушиться на глазах. – Чтобы люди покинули насиженное, комфортное место ради каких-то призрачных перспектив?!

– Ты сам говорил, что несогласных ваш Леушевский отправляет в лапы к Доктору Менгеле. Этот страх заставит многих пойти на побег, – возразил Иванов. Видимо, Алевтина была очень убедительна.

– Нет… – юноша обхватил голову руками и безвольно поник, у него совсем не осталось сил спорить и убеждать.

– Дима, нам нужно поговорить, – Аля присела рядом с ним, погладила по плечу. Ее боевой порыв сменился спокойствием и готовностью к действию. – Павел Михайлович, дайте нам несколько минут. Уверена, Дмитрий меня услышит, и к закату мы будем готовы выйти на поверхность.

На станции совсем не было места, чтобы поговорить наедине, поэтому молодые люди спустились на пути и вошли в туннель, отойдя на пару метров в темноту от любопытных глаз. Где-то вдалеке подрагивал огонек костра, на сотом метре дежурил кордон. Было тихо, во мраке попискивали крысы, в затхлом тяжелом воздухе угадывалось легкое движение ветерка.

– Послушай… – Аля взяла юношу за руки, но тот вырвал ладони и сделал шаг назад.

– Нет, это ты меня послушай! – зло проговорил он. – Мы с тобой с таким трудом сбежали из лап Геннадия Львовича, прошли по этому чертову туннелю, потеряли всех наших спутников, едва не погибли в снегу – и тут судьба дала нам шанс! Вот оно, спасение и разрешение всех наших бед, на блюдечке преподнесено, только возьми! Старший помощник разрешил остаться на станции, казалось бы, живи да радуйся, тут твой отец до нас не дотянется, но нет же – ты почему-то убеждаешь Иванова, что нам с тобой надо вернуться в Загорянку и привести с собой людей! Неужели ты не понимаешь, что как только мы переступим порог убежища, все – финиш, Доктор Менгеле мгновенно заставит нас делать то, что нужно ему!

Алевтина вдруг толкнула его, прижала к стене.

– Холодов, ты дурак! Ты хочешь прозябать здесь, на станции, выгребать навоз за свиньями и мыть полы? Ты ради этого столько пережил? Нет, как знаешь, милый, а я на это не подписывалась. Если мы соберем отряд наших людей, самых лучших и знающих, это будет наш мир, новый мир, в котором будет место технологиям и изобретениям! Без отца и его прихвостня Леушевского! Ты продолжишь заниматься наукой, сможешь создать пластохинон и капли берсерка – без помощи Геннадия, сам! Мы покорим мир, только для этого нужна база, а Иванова уж я сумею убедить. Нужно всего лишь вернуться в Загорянку и убедить лучших бежать с нами, и пусть Доктор Менгеле сидит один в темном бункере. Ты ничего не знаешь про метро, а я слышала многое. Здесь, в центре – Полис, оплот науки, если связаться с ними, представь, сколько возможностей нам откроется! Нельзя бросать начатое, нельзя погружаться во тьму, мы должны идти вперед!

В тусклых красных отсветах глаза девушки лихорадочно блестели, в них было безумие.

– Аля, что ты несешь… – проговорил Дмитрий. Ему стало жутко. Еще одна фанатичка. Такая же, как ее отец.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила девушка.

– Да, я люблю тебя, – бессильно прошептал юноша и понял, что попал. Если Алевтина решит идти на поверхность, он не сможет отпустить ее одну. Это конец.

– А раз любишь – будь со мной до конца!

– Не смей спекулировать моими чувствами! – огрызнулся Холодов. Ему стало больно. Неужели он для нее – лишь средство достижения желаемого? Неужели она его не любит и только пользуется?

– Ну, что же ты, – девушка подошла к нему, прижалась, обвивая шею руками, такая теплая, нежная – и нужная. – Я ведь тоже тебя люблю, ты мне дорог, Димочка. Прости, я грубая, злая, но мне тоже страшно и тревожно.

Она поцеловала его в губы, погладила кончиками пальцев по щеке, и юноше стало стыдно за свое недоверие. И все же внутри все бурлило и переворачивалось, сопротивлялось принятию решения.

– Собирайся. Нам нужно выходить. Отправляемся в Раменки – выполнять задание Геннадия, а потом обратно.

– Но если ты все решила, зачем нам… – начал Дима.

– Нам придется задержаться в Загорянке на какое-то время. Поэтому лучше не вызывать у отца подозрений, – отрезала девушка и пошла прочь.

– Я не хочу! – крикнул ей вслед молодой ученый. – Я останусь здесь, иди одна!

Алевтина раздраженно дернула плечами, но не обернулась.

Дмитрий стоял в темноте, на душе было муторно и больно. Нет, у него не осталось сил бороться. Хотелось лечь и забыться.

– Почему все так? Почему все так?! – мучительно шептал он, чувствуя, как по лицу катятся горячие, горькие слезы.

Потому что это – расплата за грехи. «Ты не оставлял людям выбора, считая, что вправе вершить чужие судьбы. Так стоит ли удивляться, что и у тебя не остается иных путей? Смирись, все кончено!»

Путь первый – потерять Алевтину, позволить ей уйти и остаться здесь одному, постепенно погружаясь во мрак. Второй – пойти за возлюбленной, оберегать ее и дальше, и ради нее переступить через себя. И оба варианта Диме категорически не нравились, но третьего было не дано.

Прокручивая в голове возможные ходы, он уже ясно понимал, что сдался. Юноша никогда не отпустит Алю на поверхность в одиночестве. Она слишком дорога ему, его Птичка, первая и единственная любовь. Без нее – не жизнь, так, жалкое существование, поэтому все уже решено.