Константин Калбазов - Сверкая блеском стали… [litres]

Новоявленный парижский неприступный бастион держался две недели. Не было никаких признаков того, что эта особа готова была не то что капитулировать, а хотя бы пойти на переговоры. Что еще больше распаляло мужчин в ее окружении. И вот перед нею появился Жан. Виконт, капитан Французского Иностранного легиона, только что вернувшийся из Алжира. Обходительный, красивый и мужественный офицер, прошедший сквозь горнило многих сражений.

Не сказать, что, в отличие от остальных, он был более остроумен, велеречив или напорист. Но, едва только заглянув в эти умные, решительные и одновременно ласковые глаза, она вдруг осознала, что попросту пропала. В тот вечер ему даже не нужно было ничего говорить, она все одно пошла бы с ним и осталась до утра. Впрочем, это он остался у нее, потому что ей претило отправляться в гостиницу, и она привела его к себе на квартиру.

А утром, удивляясь сама себе, поспешила на кухню готовить ему завтрак. И когда он проснулся, подала прямо в постель, с умилением наблюдая за тем, как он ест. Чем, признаться, вогнала этого сурового мужчину в краску, едва не испортив аппетит. Но Катя со всей искренностью заверила Жана, что ей доставляет несказанное наслаждение наблюдать за ним в эту минуту. И он поддался ее уговорам, наполняя сердце молодой женщины таким счастьем, которого она не испытывала еще никогда.

Господи, она была женой, матерью, любовницей, но все пережитое ею прежде рассыпалось прахом перед этим французом. Она всегда представляла себе их утонченными и чуткими. И это присутствовало в Жане. Но вместе с тем в нем ощущался стальной стержень, какого она еще не замечала ни в одном из пересекавшихся с ней мужчин.

Не прошло и двадцати минут, как она уже уставила кроватный столик завтраком и направилась в спальню. Ничего особенного. Глазунья из двух яиц, русское мягкое сливочное масло, столь популярное во Франции, поджаренный хлеб, небольшая горка блинчиков, мед и кофейник.

– Милая, ты опять проснулась ни свет ни заря, – нежно улыбнувшись и с явным укором в свой адрес, произнес разбуженный любовник.

– Всего лишь на двадцать минут раньше, дорогой.

– И ты успела все это приготовить за столь короткое время?

– Господи, Жан, ты не устал еще удивляться?

– Я никогда не перестану этому удивляться, душа моя.

– О-о, говори, мой рыцарь, не прекращай лить патоку на мое сердце, – игриво и с придыханием произнесла она.

– Непременно. Но только сначала позавтракаю. Исключительно чтобы набраться сил для превознесения твоих несравненных достоинств, – устраиваясь поудобнее, с готовностью заверил он.

– О-о, если только так, то конечно же подкрепись, витязь, – ставя перед ним кроватный столик, игриво согласилась она.

– Витязь? – удивился француз русскому слову. – При чем тут русский бронеход?

– Господи, о каком бронеходе ты говоришь? Витязь – по-русски это все одно что рыцарь.

– Ага. Хорошо. Я запомню, – произнес он на языке родных осин с характерным мягким французским акцентом.

Нет, это вовсе не благодаря Кате. Он уже лет десять изучал русский, так как едва ли не треть его подразделения составляли именно выходцы из России. Кто-то бежал после гражданской войны и вынужден был пойти на службу, чтобы обрести гражданство, да так и застрял. Кто-то просто отправился за романтикой Иностранного легиона, описанной во множестве романов. Иные бежали от правосудия. Легион принимал всех и всем становился домом, а кому-то и последним пристанищем.

Один из солдат Жана стал писателем. Именно благодаря его роману в последнюю пару лет поток легионеров из России серьезно возрос. Молодые люди жаждали великих деяний, приключений, военной романтики. На границах Российской империи, конечно, далеко до благостной тишины. Но ведь не всем везет попасть служить именно в такие точки. Горячие сердца требовали действий. Легион же принимал всех. Тем более в условиях осложнившейся ситуации в колониях.

– Катя, я хочу с тобой поговорить. – Жан вышел из ванной комнаты, застегивая рукав свободной белой сорочки.

– Да, милый, – занимаясь у зеркала утренним туалетом, откликнулась она.

– Я не знаю. Возможно, это нужно сделать в какой-то более галантной манере, подготовить и обставить должным образом. Но я считаю, что все это наносное.

– Ты меня пугаешь, – укладывая в футляр пуховку [10] Приспособление для пудрения в виде пучка пушистых волокон или птичьего пуха. и оборачиваясь к нему, заинтригованно произнесла она.

Рука Жана скользнула в карман форменных галифе и появилась уже с фиолетовым бархатным футляром. Сразу догадавшись, куда клонится дело, Катя даже руки завела за спину и с горькой улыбкой покачала головой. Давая тем самым понять, что футляр с кольцом не стоит даже открывать.

– Почему? – враз помрачнев, спросил он.

– Ты не все обо мне знаешь.

– Это в прошлом. Меня же занимает только настоящее и будущее. Если ты переживаешь по поводу моих родителей, то мать уже несколько лет как покинула этот мир. Отец ждет не дождется, когда я наконец оставлю службу, вернусь домой и представлю ему внуков. Мнение остальных родственников меня попросту не волнует.

– Хм. Присядь, – с грустным вздохом попросила она.

Понимая, что им в кои-то веки предстоит серьезный разговор, Жан опустился на кровать. Разумеется, решение сделать ей предложение было не спонтанным. Он все хорошенько обдумал и расспросил о Кате у ее знакомых по России. А потому успел узнать многое. И чтобы избавить от тяжелых объяснений ту, которую любил всем сердцем, заговорил первым:

– Я знаю, что ты была замужем. Знаю, что была обделена теплом мужа и искала ласки на стороне. О разводе и о том, что у тебя отобрали сына. Я обещаю тебе, что верну тебе мальчика. Правдами или неправдами, но верну. Я знаю, что ты любишь меня, и верю, что впредь тем невинным шалостям в твоей жизни больше не место. А потому…

Он вновь попытался открыть футляр, но Катя накрыла его пальцы своей ладошкой. Вздохнула и, печально посмотрев ему в глаза, вновь отрицательно покачала головой. Однако этот ее жест еще больше уверил Жана в том, что он прав в своем выборе. Любая другая уцепилась бы за такую возможность, но только не та, что заполонила его сердце.

– Повторяю, ты не все обо мне знаешь. Клим… После развода я его ненавидела. Но по сути, он хороший, добрый и заботливый супруг. Мягкотел, нескладен, но чист душой и верен. Его тетка – это совсем другое. Это тигрица в человеческом обличье. И замуж за него я пошла только из-за наследства…

– Этим никого не удивить. Большинство браков заключаются по расчету, – перебил ее Жан.

– Погоди, милый. Прошу.

– Хорошо.

– У меня не отбирали сына. Могли, конечно, но не стали этого делать, потому что в этом случае меня должны были ославить на весь свет и окончательно испортить репутацию. И это могло отразиться на сыне в будущем. Не скажу, что я совершила что-то шокирующее для светского общества. Но ведь все зависит от того, как это преподнести. С теткой моего бывшего мне не тягаться, она меня втопчет в грязь. Так что сына у меня все одно отобрали бы. По закону. Но… Клим предложил другой вариант, и тетка Аглая не стала тому противиться. Представили все так, что Клим нашел себе другую и решил бросить меня. Тетка же Аглая, используя связи и влияние, отобрала у меня Сережу. В принципе ей, гадине, это еще и в плюс.