Андрей Лисьев - Метро 2033: Зима милосердия [litres]

К сталкерам он брел неохотно, но спарринг после физзарядки и бодрящий душ приземлили высокие мечты. Спустя какой-то час он рассматривал волевого, затянутого в черную кожанку человека, сидевшего напротив него за столом. Воспаленные от недосыпания глаза сверлили Женю.

– Комиссар Русаков! – представился человек и протянул широкую, как лопата, ладонь.

– Евгений.

– Это ты – гроза животного мира?

Женя пожал плечами.

– Он, – подтвердил Богдан.

– И в чем это выражается?

– Его зверье не трогает.

– Они подставляют мне тех, кто не может выжить сам. Чтобы я прервал их мучения.

– Чистишь генетический мусор, значит.

Женю передернуло.

– Я сам в некотором роде генетический мусор.

– Ладно-ладно! Не обижайся. Вы же соседи этих мразей фашистских. Мало ли, что у тебя в голове?!

– Не будь этих мразей, наши боссы, скорее всего, присоединились бы к красным, – уточнил Богдан. – Уж очень нам тяжело дается хлеб насущный. Буржуи ганзейские держат наши станции на полуголодном пайке.

– Да что вы знаете о голоде! – плечи Русакова поникли. – Ладно. Ты знаешь, кто мы?

– Нет.

– Я – комиссар Первой интернациональной бригады имени Че Гевары, – Русаков с гордостью отчеканил каждое слово «титула». – Мы отбили у красных станцию на самом конце линии и сделали там свою базу. Но вот с нашей предыдущей базой – проблема. Ранее мы базировались на Автозаводской. Город мастеров! Слышал, может? Товарищи приютили нас, когда все метро против было. Работяги, хорошие люди. И, как ты говоришь, ганзейские буржуи решили подыграть ублюдку Москвину.

Тут Русаков сплюнул.

– Короче, они организовали блокаду станции Автозаводская, и там начался голод. Настоящий. Люди умирали десятками. Мы прорвались. И победили. И вроде как договорились с красными о снятии блокады. Но… В блокаду единственной ниточкой, что нас связывала с метро, была бандитская Новокузнецкая. И кто-то из братков Автозаводскую захватил, пока мы боролись с красными. Угнетают сейчас наших товарищей! И информации практически нет оттуда. Ганза, уроды, придерживают. В общем, я не могу бросить в беде тех, кто когда-то помог нам в тяжкую минуту, и мои враги это знают. Они ждут меня, поэтому мы не можем прорваться на Автозаводскую. Пришли в Полис. А тут… – Русаков махнул рукой, чуть не сбросив со стола стакан с чаем.

– Выручайте!

Комиссар подождал реакции, не дождался и повернулся к Богдану в поисках поддержки.

– Что значит «не можете прорваться» и «вас ждут»? – невозмутимо уточнил тот.

– Блокпост в туннеле, баррикада на входе снаружи, засада на поверхности.

– И какой у вас план? Нас же всего двое, как мы поможем вам преодолеть баррикаду? – спросил Богдан.

– Станция ослаблена голодом. Паек минимальный, только чтобы не умереть, урки держат работяг под контролем малыми силами. Но это автоматически означает, что людей, способных сражаться, у них немного, – Русаков нахмурился. – Вы с нами? Тогда расскажу план.

– Вы в курсе, что мы ищем? – спросил Женя.

– Да, мы решим этот вопрос. Между станциями Ганзы – Октябрьской, Добрынинской, Павелецкой – и бандитской Новокузнецкой есть система туннелей. Ими до войны пользовались, когда нужно было перебросить составы с ветки на ветку. Сейчас мы ими пользуемся, чтобы обойти какую-либо из станций. Там есть перегон, откуда не возвращаются. Свои о нем все знают и обходят. Но если кто чужой по незнанию забредет – каюк!

– Полянка с ее чудесами отсюда?

– Нет. Думаю, Полянка тут ни при чем. Тот перегон, о котором я говорю, – просто черная дыра. И никаких чудес. Вы на самом деле туда собрались?

– Мы поможем, – тяжело обронил Женя. Ему не хотелось слушать разглагольствования комиссара о цели их путешествия.

– На Автозаводскую предлагаю попасть по реке, со стороны метромоста.

– Да ты спятил! – возмутился Богдан. – По Москве-реке не путешествуют! Забыл, какая хрень там водится?! И выжили вас из Города Мастеров не дураки. Наверняка там тоже баррикада.

– Это если то, что рассказывают о реке, правда, – Русаков умолк и задумчиво потеребил усы, глядя на Евгения. – И потом… понятно, что там тоже посты, но не такие многочисленные. Глаза боятся, руки делают, короче! Риск – благородное дело. Так вы со мной?

Богдан с Женей переглянулись, без слов поняв друг друга. И верно, где наша не пропадала! Богдан так же молча кивнул Русакову. За обоих.

Четыре лодки, связанные попарно, медленно плыли вниз по течению Москвы-реки. Участники экспедиции молча лежали на влажных досках. На носу первой лодки сидел Женя, на корме последней – Русаков.

Лодки были замаскированы рыжими от еще не опавшей листвы ветками. Чтобы добыть их, пришлось значительно проредить заросли на бульваре.

Именно по бульварному кольцу команда Русакова добралась до реки, старательно огибая Кремль с его легендарными жуткими рубиновыми звездами.

Подготовка к плаванию заняла вечер и часть ночи. Лодки спустили на воду перед рассветом, когда ночная живность уже ушла спать, а дневная еще не проснулась.

Даже при самом слабом течении экспедиция двигалась быстрее, чем пешком по заросшему полуразрушенному городу. Комиссар считал, что при скорости реки два метра в секунду часа хватит, чтобы добраться до нужного отрезка берега около Автозаводской и отыскать в зарослях место для дневки. Но Русаков не учел, что груженые лодки шли медленнее скорости течения, то и дело натыкались на небольшие льдины.

Москва-река не успела замерзнуть, льдины часто оказывались прозрачными и, к счастью, ломкими.

Женю убаюкивал плеск воды и мерное покачивание лодки. Он прислонил голову к гладкому деревянному борту и отдался мутной полудреме, не переставая при этом внутренним, мутантским взором сканировать берега.

Ничто не нарушало воцарившейся тишины. Русакова беспокоило, как они преодолеют излучину, где река приближается к Автозаводской. Комиссар опасался наблюдателей со станции. Но, как по заказу, правый берег затянуло черным туманом, лишив возможных наблюдателей малейшего шанса заметить экспедицию.

С рассветом река зажила своей жизнью. Заплескалось, слегка ударившись в борт, серебристое гибкое тело, замелькали в толще воды быстрые темные тени. Кто-то вопил, кого-то пожирали. Но ни разу в поле зрения Жени не попало ни одно речное существо. Лодки словно окружал невидимый запретный круг. Поначалу заметно нервничающие, теперь бойцы дремали, уверовав в надежность Евгения как стража.

Река повернула вправо, и Женя подал сигнал Русакову: он увидел затон, который комиссар избрал местом высадки. Тот махнул в ответ и скомандовал причаливать. Одна за другой лодки вошли в затон. Вода казалась непроглядно черной, словно высасывала и поглощала дневной свет. Ни единой льдинки. Евгений зажмурился. Ничего не изменилось, аура затона была такой же черной.