Оберон Ману - Пре-вращение

Ночевать в церкви по молчаливому согласию не стали. Хоть и крыша над головой, и Заразы не боимся, а всё-таки… Бережёного бог бережёт. В любое здание могли войти ещё раз. От нечего делать, поглумиться, поискать — а вдруг чего не нашли предыдущие? А вот на кладбище ничего искать не будут.

Единственное, что мы сделали, это зашли на территорию располагавшейся тут же, внутри кирпичной стены, бывшей конторы ритуальных услуг, и разжились штыковыми лопатами. Так, на всякий случай. Ими и копать можно, и голову с плеч смахнуть не проблема, если по краям жала напильничком пройтись…

Искомые могилки оказались у самого входа. Правда, в буйных зарослях. Но план кладбища, не повреждённый никем, как стоял у самого центрального входа, так и стоит. Что ему сделается? По нему и отыскали. Совсем рядом, никуда и ходить не надо. Только площадку расчистить.

Вырубили мы всю зелёнку и открылось нам искомое. Блин! Два памятника — каменные. Третий — железный. В смысле — металлический.

Я вопросительно взглянул на Чингиза.

Чингиз уже достал свои гнутые прутики и задумчиво смотрел на цель поисков. Настраивался.

Всегда с уважением относился к тем, кто умеет делать то, что не умею я. Умение биолокации, сиречь лозоходства, мне оказалось не по зубам. Как ни пытался. А вот Чингиз в этом деле — бог. На него даже смотреть приятно. Завораживает, честное слово.

Чингиз вытянул руки и коснулся Г-образными рамками первого памятника.

— Настройка, настройка…

С практикой у меня швах, а вот в теории подкован. Бывшие стальные вязальные спицы, изогнутые под прямым углом в пропорции два к одному, — это всего лишь как стрелка в амперметре.

Разум — что дисковод в компьютере.

Задача, мысль, желание — есть программа для тела.

Тело — как компьютер. Входит в контакт с окружающим миром. Как — бог весть. "Чёрный ящик", если по-учёному. Ну и что? Что такое электрон, до сих пор тайна. А электричеством пользуемся…

Короче. Сами виноваты. Зазевались. Никто нам по дороге не попался. Следы хождения кого-либо отсутствовали. Вот и расслабились.

И если бы не вещая моя жопа, которая гадости сердцем чует, хана была бы всем. Зазевавшийся съедобный в мёртвом городе не протухнет.

Короче оглядываюсь я. А из центрального входа надвигается на нас группа упырей, голов этак в — дцать. Взвизгнул я нечеловеческим голосом, завертел лопатой, как пропеллером — и понеслось.

Распрыгнулись мы по сторонам. И принялись лопатами махать. Заточенными. Скажу честно, — оградки эти кладбищенские нам здорово помогли. Редко когда с двоими сразу рубиться приходилось. Разве что в обход просочатся и с фланга зайдут. Так что даже и не бой получился, по нашим меркам, а так, просто тяжёлая работа. Нечто вроде скоростной рубки дров.

Хотя в чистом поле с упырями рубиться — не сахар. Упырь, он же боли не чувствует. Если его пулей останавливать, — то только в сердце. И то разрывной, чтобы в клочья. Доктора наши, кто после Заразы уцелел, головы умудрённые, — они упырей вскрывали. Так только головой качали и руками разводили. Пёс его знает, по какой причине, но физиология у бывших людей очень изменилась. Обмен веществ и прочая биология резко замедлились. Ему пуля в печень или там в голову — что укус комариный. Некоторые из них, — сам видел! — даже вообще без головы бродить продолжали. Не очень долго и только по прямой, но всё-таки.

А когда такой безголовый на препятствие наткнётся, так или свалится сразу, или в препятствие это руками вцепится — и закостенеет. Так и висит, дохлый даже. Одному такому пальцы ножом срезали, — после боя уже, — смотрим, а он на железной трубе вмятины оставил. Вот и попадись такому на захват…

Так что тактика наша оказалась предельно однообразной. Пальцы-кисти рубить. Под кадычок лезвием ткнуть. Ему, когда шею перережешь, кровь густая сочиться начинает, а голова на спину запрокидывается и он на некоторое время как бы в недоумении находится.

Тут только не зевай, головушку забубённую напрочь оттяпывай. Он без головы уже не особо опасен.

Хоть и движутся они медленнее обычных людей, но всё же. К тому же времени у нас, считай, не было. Мы хозяйство своё носимое тут же свалили. Чтобы под руками было в случае чего. А упыри, когда наткнутся на предметы, которые человек только что из рук выпустил, или там пользуется постоянно, — они эти вещи уничтожают. Или раздавливают в руках, или рвут на части. Ломают, короче.

Короче, мы вспотели. Но молча.

Никаких боевых криков. Упыри вообще звуков не издают. А мы только выдыхаем с шипением. Когда удар наносим. Упыри, они вообще-то ночные существа, днём у них и реакция замедленная и всё такое прочее, но где одна шайка оказалась, там и другие могут быть. Кто ж их знает, может, они по ночам только из города выбираются?

Короче. Насчитали мы двадцать восемь тушек. Двадцать девятый экземпляр сидел у дерева с цепью на шее и ковырял пальцами в земле. Достанет дождевого червяка, возьмёт его пальцами за один конец, двумя пальцами другой руки вдоль проведёт, землю и потроха выдавит. И — в рот, пережёвывать.

Вот около этого персонажа мы в конце концов и собрались. Стоим, дыхание переводим. Метрах в трёх, с лопатами наизготовку. Стоим, смотрим. Волосы длинные, лицо закрывают, в лохмотьях. И всё же чем-то этот объект от других отличался. Ёка перекинул лопату в левую руку, а правой расстегнул клапан кобуры.

Словно отзываясь на этот звук, существо прекратило жевать подземную живность и повернулось лицом в нашу сторону.

Н-да. Лет пять назад, в фильмы ужасов, без грима, нарасхват в Голливуде.

Существо открыло рот и заговорило ровным монотонным голосом. Такой, знаете ли, полу-шёпот, полу-крик.

— Что это? — спросил Чингиз, когда голос умолк.

— Это — Николай Гумилёв. "Зараза". Париж, октябрь 1907 года. Забавное совпадение, правда?

— Встать.

Существо встало. Цепь звякнула, свисая с широкого кожаного ошейника с металлическими шипами.