Анна Азырова - Йормундур

Мирская жизнь в Эйре имеет сходство с Аросой, а вот о духовной так скажешь едва ли. Никогда Йемо не слыхал и не видел, чтобы столь молодая для церковников дама имела свой приход с такой полнотой власти. Абатессы, над которыми не довлеют старшие патриархи, в Европе, если и встречаются, то в редких исключениях. Почти весь клир оратория Луа состоит из монахинь, которых тут зовут конхоспитами. Дорофея не зависит в действительности ни от кого: ни от меценатов и епископов, ни от риагов, ни даже от Ватикана, чья воля попросту не доходит до далёкого острова.

Даже аскеты в Ирландии не походят на привычных Ансельмо страстотерпцев. Зелёным мучеником у гэлов зовётся отшельник, замаливающий людские грехи под сенью сказочного леса, окружённый красотой природы и зверьми, заменяющими ему друзей. Белый мученик, как Святой Брендан или Патрик, ведёт суетливую, но полную приключений миссионерскую жизнь, неся слово Господа всем землям Эйре. Нередко стопы перегринов оставляют след на песчаном побережье соседней Британии и на континенте. Те же Иоганн и Седулий Скотты и Мартин Хиберниенсис обрели известность и почитание в старом католическом мире.

— Хлеб, сыр, масло, немного рыбы и овощей… Что ещё мы забыли купить? — Дорофея опустила в доверху набитую корзину помощника несколько вилков капусты.

— Может, немного потрохов? В такие холода мясной бульон для больных не был бы лишним, — Ансельмо прогнулся под тяжестью яств, еле успевая за настоятельницей.

— Хм. Это чревоугодие, мой дорогой брат. Приход Святого Луа избегает всяких соблазнов, как плотских, так и духовных, — рассуждала игуменья, кивая каждому встречному прохожему.

— Может, тогда леки? У Олальи целый сборник…

— Мы не тратимся на снадобья шарлатанов и алхимиков. Молитвы и строгого поста достаточно. Запомни, мой мальчик: всякого христианина украшает бедность и простота. Ты не обретёшь Бога и самого себя, пока не отречёшься от власти вещей.

Миновав рыночную площадь, пара в похожих чёрных рясах направилась вдоль грязной улицы меж постоялыми дворами, харчевнями, питейными, кузницами и разного рода торговыми лавками. Ветер сдувал с крыш мелкую россыпь вчерашнего снега.

— Матушка Дорофея, могу я спросить… об ангеле?

— Который толкует со мной? — женщина ласково улыбнулась юноше, что кротко закивал в ответ. — Ну, о тебе он сказал, будто ты проявляешь истинную любовь и смирение даже перед самыми падшими грешниками. Что такие, как ты, в тёмные времена будут служить людям светочем и примирять обезумевших от жестокости. — завела туманную речь игуменья, — Мой хранитель подарил мне ту жизнь, которую я теперь веду, так отчего мне сомневаться в нём и в тебе? А что думаешь ты сам, Ансельмо?

— Честно говоря, я всегда думал о себе… как о гордеце и себялюбце. — Йемо потупил взор. — Но я чувствую, преподобная, что ты знаешь меня лучше. В твоих словах… что-то есть. Меня сделали монахом вовсе не мысли о Боге. Я просто сбежал от прежней жизни, которую презирал: от дома, от родителей, от всего уготованного. Мне не хотелось марать руки и гнуть спину, зато днями напролёт я склонялся над книгами в скриптории. Это была лёгкая жизнь. Ещё легче было не обременять себя действительно важными вопросами. Почему люди жестоки? Почему они убивают? Почему я сочувствую… чудовищам? — парень запнулся. — Когда меня не охватывает слепая злость, я задаюсь вопросом: что заставило человека учинить это? Как он стал таким и так ли виноват… в своей чудовищности? Если честно, люди вокруг очень лицемерны. Их суждения целиком зависят от обстоятельств: причинили зло им или кому-то другому, стал ли жертвой кто-то сильный или беспомощный, насколько жестоко и извращено злодеяние… Дико это признавать, но порой мне вправду жаль преступников. У них нет надежды на справедливость. Ни одна душа тебя не оправдает, когда весь мир отвернулся от тебя.

Всю исповедь Дорофея прослушала, с интересом кивая головой.

— Не перестаю дивиться, откуда в ребёнке столько мудрости! И всё же, дорогой Ансельмо, не обманывайся в своих чувствах. К злодею легко проникнуться, попав под его очарование. Виновен человек иль нет, он может перейти на сторону дьявола. А отвоевать душу у лукавого… это дело благое, но под силу, наверное, лишь святым. Наше с тобой дело — молиться за грешных.

Игуменья со скрипом открыла двери маленькой лавчонки. Спутники окунулись в тепло, нос защекотали запахи старого пергамента и какой-то лежалой ветоши. Купец за прилавком сплошь окружил себя стеллажами со всякой всячиной. Йемо подумалось, что это старьёвщик или ростовщик, какие живут даже в маленьких городах и вечно скупают никому не нужную дребедень. За пару монет мужик с благодарностью порылся под стойкой, достав для настоятельницы толстый свёрток, обмотанный бечевой.

Уже садясь в лодку до острова, Дорофея молча передала покупку удивлённому Ансельмо. Под обёрткой оказалась вещь почти бесценная — книга в кожаном переплёте. Что странно, ни одна страница не была исписана.

Женщина не стала затягивать интригу:

— Ансельмо, тебе было предначертано стать божьим человеком. Тебя ждёт много испытаний и чудес. Ты волен поступать, как знаешь, но я прошу тебя продолжать паломничество. Проповедуй. Неси людям свет и любовь, где бы не оказался. А в этой книге постарайся описать всё самое важное, что хотел бы донести до своих братьев и сестёр. Я вижу, что ты всем сердцем стремишься быть полезным и нужным. Но не замыкайся на ком-то одном: твоей чуткости и сострадания хватит на сотни, а то и тысячи. Не растрачивай свой дар! — в груди у монахини защемило от того, с каким трепетом онемевший Йемо внимал её словам. — Ты очень нужен Эйре, нужен её людям и особенно правителям. Остров сейчас раздроблен на десятки королевств и приходов. То, что создал Патрик и его преемники, разрушено бесконечными войнами до основания. Арма, Клонмайенос, Бангор — все величайшие церковные оплоты разграблены и сожжены. Народ теряет веру, ведь некому донести её до их умов и сердец. Ангел предрёк, что в конце концов Эйре вновь повернёт к многобожию… если перестать бороться. Я осталась почти без союзников. Ватикан… только и ждёт, когда резня с остманами и междоусобицы ослабят нас. Как и во времена Цезаря, они придут водворять свои порядки на пустом пепелище. Пойми, спор здесь ведётся не за клочки земли, а за души людские! Ватикан никогда не снизойдёт до простой паствы. Но мы другие… Прошу, если ты и вправду тот, о ком говорил ангел… встань на верную сторону.

После обедни в оратории Ансельмо разделил трапезу с клириками, что приняли его так же гостеприимно, как и сама игуменья. Решив проведать Олалью, юнец застал подругу в самом мрачном настроении, замученную и раскрасневшуюся. Травница вцепилась в запястье Йемо, и пара оказалась на задворках дома умирающих, где конхоспиты стирали бельё и повязки для ран. Девушка была до того издёргана, что вся дрожала.