Дмитрий Манасыпов - Метро 2035: Злой пес [litres]

И… старая набережная видела многое и разное.

Конец ей пришел как раз перед Войной, когда новый мэр, решительно и неотвратимо, после пожара очередного «Старого как-то там», вымел шатры разливаек и очистил газоны от старых жухлых кустов с корявыми ненужными деревьями. Появились плитка, детские площадки, места для баскета и волейбола с футбиком, штук семь стационарно-дорогих и серьезных заведений с кухней и официантами, гнутые под старину фонари, велосипедная дорожка… она, правда, выдержала всего два сезона.

Полиция стала гулять здесь чаще и кучнее, детей появилось – как грибов после дождя, пить пиво со «Дна» стало опасно, да и сложно таскать несколько полторашек в одном пакете, а пятилитровку ни в какой не завернешь. Иногда останавливали и штрафовали даже за сигареты. Готовились поставить памятник князю, тому самому воеводе Григорию Засекину, что при царе-батюшке Иване Четвертом Грозном и основал город. Готовились, но…

А так…

…Дядюшка Тойво жалел, что не смог сам застать поющий фонтан у бассейна ЦСК, это да. Наверное, было бы приятно стоять и наблюдать за зелено-красно-сине-серебристыми переливами танцующей воды. Или, как пьяно хвастался один из пригласивших молодого финна охотников, здоровенный патлато-бородатый Вова Алексеенко, стоять у Ладьи и смотреть прямо с баржи посреди Волги на праздничный фейерверк, распускающийся над рекой огромными вспышками неуловимо-сияющих гвоздик и одуванчиков, тут же разносимых ветром.

Да… порой дядюшка Тойво грустил после собственных фильмов, показываемых его мертвым левым глазом, и снова и снова хотел выжечь его головней из очага. Но почему-то каждый раз не спешил это делать.

Может…

Может, из-за желания хотя бы иногда окунаться в прошлую – яркую и спокойную – жизнь, где не надо кого-то и за что-то убивать ради выживания.

А возможно, из-за отсутствия собственного врача и боязни получить заражение крови, не иначе.

«Гончая» Девил имела собственное имя, прямо как корабль какой-то. Лихая выпендрежница с красными волосами любила затейливые имена. Многие ли поняли смысл четырех букв, выведенных короткими злыми буквами по бортам?

FATE.

Судьба. Хаунд понял, хотя откуда пришло это понимание – разобраться не мог. Просто всплыло само собой в голове, и все. Девил, хмыкнув, покосилась на него и ничего не сказала. Но балл в свою копилку Хаунд явно заработал. А это как раз в его случае было крайне важно.

Женщины ценят в мужиках разное. Хотя и говорят, что любят не за внешность, но… она-то бы Хаунду, учитывая его далеко идущие планы насчет красноволосой фурии, не помешала. А тут…

Нихт, самому себе Хаунд очень нравился. Рост два метра, сто с лишним килограммов мускулов, жил и крепко-каменных костей. Серая кожа помогала ему не выделяться даже в редкие солнечные дни, сливаясь воедино с темно-пятнистым старым верным плащом. Жирные волосы, убранные в мелкие косички, не пропускали всякую мелко-ползучую гнусь, а стянутые в пучок и упрятанные в чехол из вываренной кожи да с металлическими кольцами, они надежно закрывали шею, дотягиваясь до лопаток. Ну и, по мелочи: например, шерсть, густая и завивающаяся, согревала не хуже одежды.

Рыло? Харя? Морда? Последнее Хаунду нравилось больше, йа. Горбатый нос с хищными ноздрями, густые хмурые брови, борода, роскошно расчесанная и разделенная на два хвоста, темные оттопыренные губы, едва скрывающие клыки. И почти черные глаза. Звериные жестокие буркалы… Красавец.

Только вот любили Хаунда обычно только дорогие шлюхи. И любили за увесистые пачки патронов, найденное им золото, потом оседающее в зубодральне Зазы Цицишвили, и прочее барахло. Кому, натюрлих, еще нужен был такой вот урод? Йа, никому.

Нельзя сказать, что Хаунд, в который раз прогоняющий такие мысли под толстенной, не каждая бита возьмет, лобастой черепной коробкой, расстраивался. Он смотрел на свое отражение в большом зеркале внутри «гончей», кокетливо украшенном крохотным птичьим черепком в перьях цвета волос хозяйки машины.

«Ко-ко-ко» – так свое костяное и безглазое уродство называла Девил.

Но, все равно, урод… йа… Хотя и излучающий харизму, так и пышащий ею.

– Шайссе… – посетовал Хаунд. – До чего у меня самого пафосные мысли, а? Даже стыдно, натюрлих.

Из рухнувшего корпуса двенадцатиэтажки, где «гончая» была спрятана от лишних глаз, он покосился в сторону дороги. Пришлось потратить с десяток минут на то, чтобы, еле фыркая двигателем, пробраться сюда. Броская адская машина рейдерши была хорошо знакома Карно и его прихвостням, а зачем злить тигра, дергая его за усы? Незачем.

Хаунд сам себя не обманывал, он понимал, что Карно наплевать на его… его женщину, и что раз Чиф решил заняться бизнесом с парнями из Курумоча, то Карно его только поддержит. Аванс за дело в качестве старпома Черных воронов? Да и черт с ней, какая разница? Вряд ли Гарпун прятал Девил в багажнике, добравшись сюда… Так что Хаунду стоило прятать ее точилу. И пока никак иначе.

Ему, идущему вдоль блестящих трамвайных рельсов, тут никто не удивился бы – явление привычно-обычное, прямо как два угнездившихся падальщика-крыложора средних размеров на уцелевшем куске дома. Тех порой подкармливали проштрафившимися «рельсовиками».

Самого Хаунда точно так же не удивляли отполированные до зеркального блеска пути. Все просто – Карно проводил ходовые испытания. Чего? Боевых трамваев. Вернее, пока прототипов в количестве трех штук. Идиотски звучит? Йа, именно так. Выглядело это не менее идиотски… поначалу.

Как Карно пришла в голову мысль запихнуть внутрь сохранившегося подвижного состава на коленке собранный паровый двигатель – история ТТУ умалчивала. Равно как и сам факт появления булькающей и посвистывающей халабуды, вполне, впрочем, сносно работающей. Натюрлих, так и было, первые сто метров хода звеневшего и хрустевшего всем своим телом транспорта Хаунд наблюдал с одного из почетных мест – со специально выставленного ряда кресел кинотеатра, бывшего во времена оные в «Парк-Хаусе» по соседству. Натурально, развалившись в кресле и потягивая через коктейльную трубочку, их тут таскали с «Перекрестка» того же молла и кипятили после каждого использования, коктейль «Либерал-висельник».

Политические взгляды Карно склонялись к тоталитарной деспотии, фактически приведенной в действие на куске городской земли от парка Гагарина и до Нововокзальной. Так что коктейли, изготавливаемые из спирта, самогона, браги, грибного пива и сиропа из пережженного сахара, разбавленного поварскими красителями, растворенными тем же спиртом, носили очень приятные слуху названия. На политический окрас Хаунду, как и обычно, было наплевать, а вот вторые половинки названий чуток, но веселили.