Лоуренс Джеймс - Саймон Рэк

В другое время Саймон, вероятно, присоединился бы к нему, но сейчас его привело в ужас, что партнер шумит в такое неподходящее время.

— Заткнись! — прошептал он.

Гудение стало только громче.

— Богги! Какого дьявола ты делаешь? Они нас услышат.

На самом деле они еще далеко, и шум вряд ли услышат. Но было неизвестно, выставили ли те люди часовых.

— Но когда она взялась за его старый верный кольт…

Теперь не только гудение, но и слова.

Без всякого предупреждения Саймона начало тошнить, хотя он почти ничего не ел. В то же время с тревожной быстротой начало усиливаться раздражение Богартом.

— Если не заткнешься, я выбью твои вонючие зубы через шею. И всю жизнь будешь выскребывать дерьмо личинок Голота!

Он почти не сознавал, что повысил голос. Но, заверял он себя, это необходимо, чтобы проникнуть в тупой и упрямый мозг спутника.

Услышав его голос, Богги повернулся и с улыбкой святого поднес пальцы к губам.

— Совершенно верно, мо дорогой мальчик. Совершенно верно.

Костры погасили, и было невозможно понять, в какую сторону они движутся. Темнота была такая, что Саймон потерял Богарта. Мысль о том, что Богарт где-то заблудился, показалась ему очень смешной, и Саймон начал смеяться. Он смеялся так сильно, что заболела шея, и пришлось остановиться. Он вытер глаза и осмотрелся.

Над головой по-прежнему горели звезды, но их свет стал слабее. Тошнота вернулась, и он начал понимать, что произойдет, если его вырвет. Шум разбудит врагов. Но было еще что-то похуже.

Саймон сел и задумался о механизме, который вызывает и контролирует тошноту. Это автоматическая реакция, мешающая вдыхать собственные выделения и отравиться ими. Но, вспомнил Саймон, если мозг не управляет этим процессом, механизм может начать действовать неправильно.

— Но я контролирую. Да. Контролирую.

На мгновение он подумал, как это будет звучать, если пропеть эти слова.

— Плохая идея. Плохая. Я все контролирую.

Но семена сомнения были уже посеяны. Может, на самом деле он не контролирует. Ему показалось, что где-то в темноте слышится женский голос, произносящий мантру.

— Мантра. Нужно спеть мантру, чтоб услышать кантора.

Он захихикал.

Его мозг не контролирует!

Значит, кто-то каким-то образом их отравляет. Может, у кета-ма ядовитые когти. Все знают, что кетам — отвратительное животное, и о контакте с ним приходится сожалеть.

Или их травят? Как? Почему?

Он умрет. По щеке стекла слеза жалости к самому себе, проделав бороздку в высохшей грязи. Он удивился, что у него еще хватает жидкости на слезы.

Но он умирает. Его начнет рвать, а потом автоматическая работа мышц прекратится. Рвота поднимется в горле, и он будет вдыхать ее в легкие. Так будет. Он умрет.

— Я слишком молод, чтобы умереть! — закричал он.

— Только хорошие умирают молодыми, — ответил сам себе.

— Верно. Совершенно верно.

Он обнаружил, что эта мысль почему-то утешает его, и был благодарен себе за то, что подумал об этом.

Началось утро. Он какое-то время купался в его золотом свете, но потом понял, что свет исходит от факела. А факел держит в руке прекрасная женщина. Она каждое утро приходит к нему в легких одеяниях… Это всегда девственница, она приходит с холмов и помогает ему.

— И это все?

Голос его прозвучал громко, отдался звоном в его ушах.

Она исчезла. Нет, вот она снова. Прямо перед ним.

— Приветствую от имени Федерации.

Так велели ему говорить при первой встрече с необычными существами. Но она вовсе не необычна.

Колеблющийся плащ полуночи… волосы черные, как обратная сторона… мягкая плоть… и упругая в одно и то же время… груди нацелены на него под вечерним одеянием… конусы с вершинами в огне…

— Я сказал… кто ты?

Девушка серьезно посмотрела на него. Помимо плаща, на ней как будто нет никакой одежды. Нет. Только маленькая сумка на талии и обувь из темной кожи, с высокими голенищами.

Лицо скрыто капюшоном плаща. Глаза блестят светлым пламенем.

Эти глаза словно говорят с ним. Говорят с ним с непостижимым наслаждением. Предлагают ему влажные, теплые углубления ее тела. Действуют на его мозг еле слышными намеками на чувственность и развращенность.

Он мог только идти к ней. В руке он держал кольт. И сам не понимал почему.

Она показала на оружие, кивок головы выдал неожиданное сомнение. Саймон успокаивающе улыбнулся ей. И почувствовал, что улыбка готова соскользнуть с его лица и лечь на красный песок пустыни.

— Не волнуйся. Он сломан.

И, чтобы доказать это, бросил оружие на скалы, услышал глухой звук его падения. Намек на тревогу исчез, и он увидел блеск белых зубов на лице под капюшоном.

Руки мягко притронулись к тому месту, где его мужская плоть устремилась к ней. Ласкали и возбуждали так, как ему казалось невозможным. Она держала его и медленно поворачивала навстречу себе. Ее груди касались его тела.

Темнота ее капюшона окутала его лицо, затмила глаза черным бархатом. Губы слегка прикоснулись, и он поднял руки к ее лицу.

И нащупали грубую морщинистую кожу. Кожу старой женщины. Он схватил ее лицо, и в его руках остались его полоски. Слои желтой и пятнистой кожи отслаивались и падали на землю. Он закричал, потом снова. Мертвенно бледные глаза смотрели на него с черепа, покрытого зеленью разложения.

Ее руки продолжали удерживать его с такой силой, что он застонал. Потом она ударила его по лицу, и еще дважды, и он упал на теплый песок. Она ударила его хромовой статуэткой необыкновенной красоты.

И он потерял сознание.

— Думаю, скоро он снова будет с нами. А вот его спутник еще спит.

Голос словно прошел через неисправный скрэмблер или доносится сквозь бесконечное искаженное пространство. Слова повисли за пределами сознания, не в силах проникнуть в него, не имеющие никакого смысла. Неплохо бы попытаться открыть глаза, но на них словно вся тяжесть космоса, она не дает поднять веки.

— Разбудить его?

Голос женский. Молодой женщины. Мягкий и нежный.

Лежа с закрытыми глазами, Саймон оставался жертвой последних вспышек ужаса. На мгновение он увидел, как бежит по коридору в старом-старом здании, с пустыми рамами на стенах. Дверей нет, и тьма такая густая, что конца коридора он не видит.

Но за собой он слышит легкие быстрые шаги. Они приближаются. Как бы быстро он ни бежал, эти шаги быстрее. Наконец он больше не мог выдержать и повернулся.

Фигура женщины в плаще приближалась, лицо ее скрыто под черным капюшоном. Руки ее сложены впереди, а ногами она как будто едва касается земли.

Он стоял, оцепенев, и смотрел, как она приближается к нему. Она остановилась, едва не коснувшись его, и он ощутил слабый запах ее платья. Тяжелый аромат, напомнивший ему о высоких арках, о пении и горящих свечах.