Николай Побережник - Эрта. Личное правосудие

– Этот Тиссэ… кстати, откуда он взялся?

– В дверь вошел…

– Он еще и издевается! Господа, этот Тиссэ только что оскорбил мой великий род! Он заявил, что перстень Таргала Объединителя ничего не стоит.

Все зашумели, неодобрительно зашумели и стали подходить к столу.

– Я сказал, что для меня ваш перстень ничего не стоит, – уточнил Кинт и поднялся, – вы пьяны, молодой человек и не стоит продолжать и портить вечер уважаемым людям.

– Зря вы это, – кто-то снисходительно похлопал Кинта по плечу, – Жак хороший стрелок…

– Стреляться! Вы нанесли мне, нет, вы нанесли оскорбление всему моему роду! – Жак подскочил к Кинту и брызгал слюной.

– Вы серьезно? – Кинт не верил своим ушам.

– Более чем! На крышу, господа, пусть несут револьверы!

Кинта обступили и все присутствующие стали двигаться к дверному проему, занавешенному шторой. За дверью оказалась узкая лестница в три пролета, ведущая на крышу.

– Кто будет свидетелем суда чести? – Жак обратился к толпе, которая высыпала на крышу и окружила оскорбившего и оскорбившегося.

– Извинитесь, – к Кинту подошел и тихо сказал седой старик, держа в руках книгу, – он вас убьет.

– Я не вижу в этом необходимости и тем более не вижу причин для суда чести.

На крышу поднялся охранник с чемоданчиком в руке, следом шел еще один и нес две деревянные стойки с закрепленными сверху подносами.

– Так кто будет судьей? – голос подвел Жака, и он последнее слово будто пропищал.

– Я, – седой подошел к охраннику, тот согнул руки в локтях и открыл чемоданчик.

Кинт внимательно осмотрелся, было похоже, что подобное действо здесь не редкость. Ковровая дорожка раскатана шагов на сорок, ровно посередине натянута веревка и сейчас на нее вешали штору.

– По местам, господа, – громко сказал седой.

Кинт отошел к краю ковровой дорожки, охранник поставил рядом стойку, потом подошел седой, положил старый пехотный револьвер на поднос и ушел за штору, через некоторое время вернулся, встал у одной из сторон веревки, в его руке блеснул нож.

– Проверяйте оружие, господа, – крикнул судья.

Кинт убедился, что единственная заряженная камора подведена под курок и, положив револьвер обратно, поднял голову к звездному небу и полной луне.

– Все сделали ставки? – вдруг снова спросил седой.

Все одобрительно закивали и загудели.

– Так вы еще и на этом играете? – тихо, себе под нос пробубнил Кинт, а потом громко сказал: – нет, еще не все.

– Наглец, – донеслось откуда-то сбоку, где стояли сочувствующие оскорбленному Жаку.

– Вот, – Кинт бросил седому под ноги кошелек, – ставлю на себя.

– Готовьтесь, господа, – судья поднял руку с ножом и поднес лезвие к веревке.

Штора полетела вниз, Жак схватил револьвер двумя руками, взвел курок и выстрелил первым… Кинт почувствовал, как совсем близко от его виска пролетела тяжелая круглая пуля, поднял с подноса револьвер, правой рукой, большим пальцем взвел курок, прицелился и нажал на спуск… щелк… Пожав плечами, Кинт положил на место револьвер, и достал из-под пиджака пистолет…

– Н-нет! – Жак побледнел и поднял руки перед собой.

Кинт чуть отвел ствол влево и выстрелил. Пуля пробила правую ладонь Жака, он не сразу сообразил, что произошло, а потом свалился на ковровую дорожку прижав к груди прострелянную руку, стал кататься и истерически орать… На крыше воцарилась тишина, а Кинт с пистолетом в руке подошел к седому.

– Похоже, в этот раз, ваша игра пошла как-то не так. Что скажет судья чести? Мне довести дело до конца?

– Не стоит, вы доказали свое право, – тихо ответил судья.

Кинт убрал пистолет, поднял свой кошелек и пошел к чердачной кибитке.

– Что там? – по узкой лестнице поднималась вся компания девушек-хохотушек.

– Господа стрелялись, – ответил Кинт, пропустил девушек, прижавшись к стене, и продолжил спускаться.

– Как интересно… почему нам не сказали…, наверное, уже все закончилось… – стуча каблучками, девушки продолжили подниматься, придерживая подолы своих нарядов.

Усевшись на свое место в ресторане и раскурив потухшую оставленную в пепельнице сигару, Кинт хотел позвать долговязого, но тот возник у стола сам, из ниоткуда.

– Что-то еще, господин Тиссэ?

– Принеси-ка шанта.

– Сию минуту…

Кинт обратил внимание, что началась какая-то суета – быстрым шагом в зал вошел рослый мужчина, явно из местной знати, за ним двое мордоворотов, вся троица проследовала наверх по винтовой лестнице. Потом из холла, из-за бархатной шторы заглянул охранник, что был у входа в заведение, осмотрел зал, нашел взглядом Кинта и, выставив из-за шторы руку с кулаком и большим пальцем вверх, подмигнул ему.

– Весело тут у вас, – сказал Кинт долговязому, который вернулся с пузатой бутылью и стаканом на серебряном подносе.

– Благодаря вам, господин Тиссэ, кое-кто теперь остепенится… если его отец не сделает то, чего решили не делать вы.

– А кто, к слову, этот Жак?

– Сын хозяина нашего заведения.

– Забавно…

– Более чем! – долговязый прыснул в кулак, развернулся и пошел к столику в другом конце зала.

Кинт наполнил низкий и широкий стакан шантом, выпил двумя большими глотками и, выпустив сигарный дым к потолку, откинулся на спинку диванчика, с мыслью: – «Я же пришел сюда экономку себе подыскать…».

По винтовой лестнице сбежал один из мордоворотов, вышел в холл, потом вместе с охранником, который указал кивком на Кинта, заглянул в зал. Кинт расстегнул все пуговицы пиджака, прижав локти и почувствовав рукояти пистолетов. Волноваться не стоило, он в своем праве, но как устроен этот мир, Кинту давно известно.

– Господин Тиссэ, – весьма вежливо, низким голосом проговорил подошедший к столу мордоворот, – с вами хотят поговорить.

– Тогда прихвати мою бутыль и стакан.

– Идемте за мной, – мордоворот учтиво поклонился, прихватил со стола бутыль и стакан, и пошел к лестнице.

Поднялись на третий этаж, длинный коридор, по обе стороны двери комнат, пахнет дурманящими травами и развратом… В конце коридора широкая дверь, перед ней стоит второй мордоворот, кивнув Кинту он открыл дверь.

Комната большая с массивным столом посередине, высокий потолок, в углу камин, паркет с мозаикой. У камина, в одном из двух кресел сидел тот самый рослый пожилой мужчина, он сразу поднялся, сделав жест рукой мордовороту, чтобы тот удалился. Охранник поставил на стол бутыль и стакан и вышел.

– Хочу принести вам извинения, господин Тиссэ, – голос приятный, уверенный… из-под густых бровей волевой, скорее властный взгляд.

– Мне думается, что вам не за что извиняться… с кем имею честь?

– Андрэ Вайс, – мужчина протянул широкую ладонь, – я отец того недоразумения, которого вы пощадили и в то же время наказали, он теперь долго не возьмет в руки игральные кости и тем более оружие.