Виталий Храмов - Звездный попаданец [litres]

Да бегу я, бегу! Вот, блин, командир нашёлся! Как жареным завоняет, так в Ване просыпается латентный херр майор! Что орал? Сам не мог бы перезапустить этот дизель? Как-как? С толкача, нах! Откуда я знаю, как?

Вырываю из панели управления кабель. Не знаю я, откуда я знаю, что именно этот провод отвечает за управление этим Чернобылем из кабины. Знаю, что конструкторы этого аппарата не стали заморачиваться и сделали всё стандартно. Не по-русски. Наши бы всё сделали наоборот, а потом ещё и наизнанку бы всё вывернули, чтоб внешне было похоже на немецкую механику. Ну, пробуем?

«Вань! Пни эту хрень!» – кричу я мысленно.

Вот! Как и на Земле, не пнёшь – не полетит! Работает! Да будет свет!

«А когда у меня будет свой корабль, то вот тут будет висеть красный фанерный пожарный щит с красным конусом-ведром, лапчатым ломом и кувалдо-топором. Как зачем? Примета такая. Без этого не будет работать! Зуб даю! Мы с тобой, брат, ещё и охрану труда заведём, с ежесменным ритуалом расписывания в бумажном и обязательно – серо-жёлтом журнале. И, этот, как его? А – профком! Как зачем? А кто будет народ на Первомай организованно и сугубо добровольно – загонять? То-то!»

Вот мы и вернулись в рубку, пока перешучивались. Эта мыслесвязь всяко удобнее радиообмена. И не перехватишь! Осталось выяснить, как у мыслесвязи с обратнодеструктивной защищённостью. Точно! Практиковаться надо! Как Ваня сказал – «прокачивать каналы». Ха-ха!

Звёздный Пёс, вот волчара, уже сидит! И на нас смотрит расфокусированным взглядом – один глаз на меня, другой – на Ваню. Смешной!

Ах, вот что! У него приёмник-передатчик нейросвязи был внешний. Его ещё в прошлый раз Ваня оторвал от тела звёздно-собачьего. Для многоликой работы открытого игрока и его жизни собачьей, партизанской – профессиональная необходимость. Как говорили те мозговитые толстяки в космической шарашке гулаговской, нейроинтерфейс – очень хитрая игрушка. Интегрированный в тебя стукач. С уникальной цифровой подписью каждого экземпляра сети. С одной стороны, все это знают. Ведь нейросеть – что паспорт и банковская карта, вместе взятые. Но как-то никто не задумывается, что это – электронный ошейник для всех. А Звёздный Пёс – профессиональный лицедей. Человек с тысячью лиц. И с тысячью отпечатков нейросетей, соответственно. И так же соответственно – должен иметь возможность быстро сменить источник сигнатуры нейросети. Или отключить её, чтобы гарантированно «пропасть с радаров».

У Пса шея в крови – Ваня вырвал у него шунт вместе с мясом, не разбирая. Но потерянный всё одно. И кровь носом. Чернокожая девушка тоже пускает кровавые пузыри, но ещё бьётся за жизнь. А вот оба пилота уже остывают. Жаль ребят, базара ноль! Но жалость жалостью, а там, снаружи, – те, кто нас атаковал таким мощным РЭБ-ударом. И с этим надо что-то делать!

Ваня лезет в пилотское кресло. Офигеваю. Просто – офигеваю! Потому как вижу, что эта прозрачная хрень ещё и универсальна! Ваня отращивает у себя нейроинтерфейс!

«Вадим! – слышу я в своей голове. – Тут – полная!.. В силовую! Мне нужно всё, что это корыто сможет дать!»

Так бы и сказал! Работаем!

Прыгаю обратно в дыру, прорезанную Ваней. Опять он меня спасает. Мой персональный спаситель! Бессмертный спаситель. Мой личный бог! Ничего, выберемся, я тебе персональную молитву придумаю. Начинаться будет так: «Отче наш!..»

«Ухо откушу!» – голос Вани в моей голове больно бьёт по мозгам.

«Иду я! Иду!» – отвечаю я, уворачиваясь в этот раз от того места, в которое врезался анадысь.

Что там происходило – мне неведомо. Я был лишь мясным аналогом искина управления инженерным отсеком. Летая по этому отсеку, как облезлая белка в бочке, которую пустили под откос, с горы. Умудряясь не только не разбиться при резком изменении вектора тяги, иногда – на противоположный, но и управляя всем этим оборудованием, выполняя мысленные команды нашего бессмертного и божественного пилота. С максимальной оперативностью, так быстро, что не успевал даже осмыслить свои действия.

Потому переход в подпространство с его странностями не сразу и заметил. И так было всё кувырком. Около минуты тупил у одного из пультов, не втыкая – почему он не реагирует ни на какие воздействия. Лишь потом до меня дошло, что круговерть – закончилась.

– Всё? – крикнул я в лицевой щиток своего же шлема.

«Пока – да!» – пришла мысль друга.

Сполз по переборке на пол, уронив руки и уткнувшись невидящим взглядом в ту самую панель. Всё! Песец!

Силы – кончились. Все. Казалось – пальцем не смогу пошевелить. Всё! Полностью! Кончилось. Пока.

– Ушли! Выбрались! Вырвались! Спаслись! Ушли! – кричал я в свой же шлем, а потом и взвыл:

Сон. Подпространство похоже на бредовый сон. И это здорово! Жуть как интересно! Совершенно особый мир, совершенно особая реальность. Иду в рубку, не зная, что меня там ждёт – соратники или Медуза Горыныч с Минотавром? Люди ради такого сами деньги платят. Всяческие аттракционы устраивают, чтобы пощекотать себе нервы. А тут живёшь – как цирковой реквизит. Кидает меня, швыряет, бьёт.

Нет, всё нормально. Имеются в наличии именно те, кто и логически должен быть в рубке – Пёс, Ваня и чернокожая девушка в отрубе. Её так и не успели перетащить в медотсек, а теперь и ни к чему – всё оборудование «на паузе» стоит. Обсуждают самый животрепещущий вопрос, который я и озвучил:

– Это что вообще такое было? – озвучил, конечно же, не этими словами, а теми, которые у нас, русских, прорываются сами собой в такие моменты крайнего перенапряжения эмоций. Но меня поняли. Причём – оба.

Развести руками и я могу! Тем более что я вообще ничего не видел. А вот эти двое – видели.

В глюке подпространства один из ложементов стал кожаным широким и глубоким креслом. В него я и плюхнулся. И даже снял шлем с головы. Это до перехода в гипер воздуха в рубке не было. А сейчас – есть. Пахнет, правда, давно ношенными носками, но зато – воздух достаточно плотный.

Пёс описывает то, что он успел увидеть. Ваня добавляет свои впечатления и замечания. Оба – матерятся. И если Пёс матерится на стандарте, то Ваня – исключительно матом. Великим и многогранным. Я этого ребёнка плохому научил. Моё негативное влияние на культурный уровень годовалого великана. Верно говорят пиндосы: даже один русский – слишком много!

В общем, обсуждали много и долго. А торопиться нам некуда. Гипер – он такой. Скучный. И посмотреть на записи не получится. Остаётся только строить словесные конструкции. И показывать на пальцах. Многословно.

А подвести итог под многочасовой говорильней и не получается.