Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

На первых порах у Диноэла на все происходящие изменения просто хватало юмора. Потом он пытался осторожно объяснять, что дом и работа – разные понятия. Черри соглашалась, но заложенная в ней когда-то все того же старинного образца закалка против любых внешних влияний плохо поддавалась Диноэловым увещеваниям. Времена поменялись. Возможно, в каких-то вопросах их семейной жизни, которых Дин попросту не замечал, у нее иссякло терпение. Возможно, круг новых знакомств, уводивший ее из дома, переставил акценты в ее миросозерцании. В любом случае Диноэлу все меньше нравилось терпеть чье-то командование еще и у себя на кухне.

Вмешалось и еще одно деликатное обстоятельство – на подходе к рубежу сорокалетия и без того не отягощенная излишним весом Черри начала стремительно усыхать. Бороздчатые морщины стали забираться в места, где им никак не положено быть. Для Диноэла, весьма и весьма чувствительного к эстетике постельной стороны отношений, это было серьезным ударом. «Давай тебя срочно откармливать», – сначала в шутку, а потом все серьезнее говорил он Черри. Но та полагала устройство их семейной жизни настолько несокрушимым, что на подобные мелочи просто не обращала внимания.

А зря.

Ко всему прочему, как раз в этот период Черри, видимо, чувствуя приближение поворотного возраста, отчаянно захотела ребенка. О проблемах Дина в этом вопросе ей было известно, но она предлагала рискнуть – теперь она верила в то, что ей все по плечу. Диноэл, хотя и не ждал ничего доброго от этой затеи, согласился на все эксперименты, помня, что вердикт научных светил все же оставил ему один шанс из ста тысяч. Черт его знает, а вдруг именно Черри…

Чуда, однако, не произошло, и Диноэл предложил поставить точку на этой истории и смириться с судьбой. Но несгибаемую Черри, переполненную свежей верой в себя, остановить было невозможно. Решение, как всегда, родилось мгновенно: «Не получилось с тобой – заведу без тебя».

Но тут уж Дин возроптал. Бог весть почему, но идея стать отцом неведомо кого вызвала у него решительный протест, и на сей раз, плюнув на дипломатию, он прямо это высказал.

Нулевой эффект. Холодильник, под завязку набитый впечатляющего вида медицинскими снадобьями для приведения Черри в состояние, необходимое для назначенной на ближайшее время ответственной миссии, без слов сказал Дину, что крайняя точка возврата пройдена. Мудрая поговорка не зря ставит впереди совет, а уж за ним – любовь. Где кончается совет, там очень быстро кончается и любовь – идиллия приказала долго жить. Не ведающая сантиментов интуиция повела его к самому незатейливому и действенному выходу.

Ни баснословно дорогая химия, ни череда мучительных операций к вожделенному результату не привели – организм Черри все с той же непоколебимой стойкостью противился материнству. Чадящие головешки отношений рассыпались, нынешняя рассудительность, которая, возможно, позволила бы благоразумно подольше потянуть ситуацию, Дина тогда еще не посетила, и вот в этом чаду началась новая эпоха: он впустил в свою жизнь ураган по имени Айрис.

Да, это была буря, двенадцатибалльная штормовая компенсация за последние годы тягостного штиля с Черри. Скандалы, страдания, обиды, бесконечные выяснения отношений – бурлящий поток энергии. В пылу ссоры Айрис не желала знать никаких запретов, никакой красной черты – лишь бы настоять на своем, уязвить здесь и сейчас. Их еще не сложившаяся семья напоминала государство, где за переход улицы в неположенном месте можно запросто получить двадцать лет каторги.

Айрис годилась ему в дочери – правда, в очень взрослые дочери. Однажды, благодаря многолетней привычке засекать время, Дин обнаружил, что во время одной из перепалок она отрыдала четыре часа подряд. Рекорд, восхитился контактер. Но только с Айрис он мог говорить о мучающих его кошмарах, депрессиях и видениях. Заводить об этом разговор с Черри ему бы и в голову не пришло. Впоследствии Диноэл так сказал Олбэни Корнуольскому:

– Да, она растравила мои болячки, но, прах дери, мне впервые не надо было делать вид, будто их нет.

Что ж, он любил ее – любил так, как никогда не любил Черри: увлеченно переживал, ссорился, мирился, оправдывался, доказывал. К тому же тоска и уныние наконец-то покинули его постель. И все же воспринять их отношения до конца серьезно Диноэл не мог. Серьезно было с Черри. Да, буйство страсти, да, возможно, надолго, но все равно не то. Трон Черри оставался свободным, свою корону она унесла вместе с обручальным кольцом. Дин поймал себя на том, что во время очередного скандала был готов с недоумением сказать: как ты можешь чего-то от меня требовать? Ты не Черри! Он испытывал странную смесь вины и оскорбленности, даже когда Айрис брала в руки вещь, которой прежде касалась Черри.

Возможно, со временем это и прошло бы, бог весть, Диноэл потом еще долго терзал себя сомнениями, но ясно было одно: времени, отпущенного им судьбой, оказалось явно недостаточно. Айрис готовилась к их совместной жизни очень серьезно – если эпоха Черри была эпохой путешествий, то эпоха Айрис – это эра магазинов и торговых центров. Едва Дин возвращался из очередной командировки, они мчались покупать посуду, столовое серебро, всевозможные принадлежности для кухни, вовсю шла подготовка к ремонту (все, с таким весельем сделанное в доме под руководством Черри, вызывало у Айрис презрение с изрядной долей отвращения), шло обсуждение, надо ли покупать вторую машину и кто за кем будет заезжать – но запас горючего в баке их отношений подходил к нулю.

Да, ссоры и скандалы. Они неизбежно оставляют осадок, который копится, копится и в какой-то момент достигает критической массы. Мятежный просит бури, но даже самый мятежный однажды скажет, что хорошенького понемножку. Дину хватало неприятностей на службе, дела спектров шли все хуже и хуже, а тут личная жизнь превратилась в кадриль на минном поле. Нельзя не иметь возможности расслабиться, никакие, даже самые прекрасные чувства не вынесут атмосферы вечного напряжения. Где и когда Айрис прорвет на истерику, бессмысленно даже гадать, а ситуация такая, что и без этого есть над чем поломать голову. Кроме того, положение вечного обвиняемого, вечно виноватого утомляет и нагоняет ипохондрию.

Короче, еще даже толком не наступившая семейная жизнь вымотала Дина до предела. Почему он вообще так долго терпел? Потому что любил, потому что надеялся – вот доругаемся, окончательно разберемся, и вот тут-то… Потому что, пока не было ссор, отношения были такие, что большего Диноэл и желать не смел – какими-то зубчиками, псевдоподиями, вибриссами и еще незнамо чем их с Айрис непростые натуры совпадали почти идеально.