Виктория Шваб - Месть [litres]

Пять лет сделали много хорошего. Исчезли мрачные взгляды человека, испытывающего постоянную боль, изможденные черты того, кто тщетно пытался себя исцелить. На его месте появился солдат, худой, мускулистый, широкоплечий, с крепкими загорелыми руками и прямой спиной, волосы коротко подстрижены по бокам, сверху зачесаны назад.

А еще он разобрался со своим дерьмом.

Его медали красовались на стене, а не валялись среди пустых бутылок из-под ликера. Рядом висели рентгеновские снимки. Каждая металлическая пластина и стержень, булавка и винт – все, что помогло собрать Доминика по кускам, светилось белым на фоне мышц и кожи.

Жилище было чистым.

И Дом был чист.

Он не пил и не принимал дозу с той ночи, как они откопали Виктора: хотелось бы сказать, что с той ночи, как они встретились, когда Виктор стер его боль, но ублюдок ушел и умер, бросив Дома обратно в мир боли. Это были две темные ночи, которые ему не хотелось вспоминать, но с тех пор контроль Доминика не колебался.

Даже когда Виктор отрубался и боль возвращалась обратно, Дом гасил ее, пытался воспринимать приступы как напоминание, отсрочки как подарок.

Ведь могло быть и хуже.

Было хуже.

Дом проглотил чашку слишком горячего кофе и тарелку слишком жидких яиц, натянул куртку, взял шлем с двери и вышел в серый предрассветный час.

Его «конь» ждал на своем обычном месте – простой черный мотоцикл, ничего особенного, но такого рода вещь, какую он всегда хотел и никогда не мог себе позволить. Дом стер росу с сиденья, перекинул ногу, включил зажигание и мгновение посмаковал низкое мурлыканье перед тем, как отправиться в путь.

Он ехал по пустым улицам, пока вокруг него просыпался Мерит. Так рано большинство светофоров были в его пользу, и Дом оказался за городом уже через десять минут. Дома постепенно кончились, уступив место пустым полям. Солнце взошло у него за спиной, Дом поддал газу, ветер задул в шлем, и в течение пятнадцати минут бывший солдат чувствовал себя совершенно свободным.

Он включил поворотник и замедлился, уводя мотоцикл на безымянную дорогу. Еще пять минут, и Дом миновал открытые ворота, а потом в поле зрения появилось здание.

Снаружи ничего особенного. Вроде больницы. Или завода по переработке. Комплект собранных вместе белых блоков. То место, которое проедешь и не вспомнишь, если только не в курсе, что это такое.

А вот если в курсе, то здание становилось чем-то гораздо более зловещим.

Доминик припарковался и пошел вверх по ступенькам. Двери раздвинулись, впуская его в белый зал, стерильный до зубовного скрежета. По обе стороны стояли офицеры, один за рентгеном, другой – со сканером.

– У меня протезы, – напомнил им Дом, указывая на нижнюю часть туловища.

Парень кивнул и уставился в экран. Доминик сложил в поднос телефон, ключи, куртку и шлем. Вошел в машину, ожидая, пока полоса белого света просканирует верх, затем вышел и забрал свои вещи с другой стороны. Он выполнял процедуру с легкостью, порожденной привычкой. Удивительно, как все стало нормально, действия отложились в памяти.

Раздевалка была первой дверью справа. Дом положил куртку и шлем на полку и переоделся в черную форменную рубашку с высоким воротником и длинными рукавами. Умылся, пригладил волосы и похлопал по переднему карману, чтобы убедиться, что не забыл ключ доступа.

Двумя этажами выше он вошел в диспетчерскую в конце коридора и показал старшему офицеру ключ со своей фотографией прямо под словом «ЭОН».

– Доминик Рашер, – отчитался он с легкой улыбкой, – приехал на дежурство.

Стелл нырнул под желтую ленту места преступления.

Он не показывал значок – без надобности. Все тут работали на ЭОН. На него.

Агент Хольц стоял у задней двери.

– Сэр, – нетерпеливо поздоровался он, слишком бодро для столь раннего часа.

– Кто звонил? – спросил Стелл.

– Добрый самаритянин позвал копов. Те позвонили нам.

– Все так очевидно?

– О да, – сказал Хольц, держа дверь открытой.

Агент Риос уже стояла на кухне. Высокая, загорелая и проницательная, она была вторым командиром Стелла почти четыре года. Риос прислонилась к стойке, скрестив руки на груди и глядя, как техник фотографирует… что-то… на кафельном полу. Большой бриллиант в куче мусора.

– Тот же профиль, что и в больнице? – спросил Стелл.

– Похоже на то, – сказала Риос. – Марсела Риггинс. Тридцать два года. Последние тринадцать дней провела в коме после того, как муж попытался сжечь их дом – вместе с ней внутри. Не могу винить ее, что она распсиховалась.

– За это да, – сказал Стелл. – С убийством сложнее. – Он оглянулся вокруг. – Сколько погибших?

Риос выпрямилась.

– Четыре, как мы предполагаем. Трудно сказать. – Она указала на кухонный пол: – Один. – Повернулась и повела его по коридору в жуткого вида комнату с покерным столом. – Два, – кивнула на изувеченное тело на полу. – Три, – на то, что вообще смутно напоминало человека. – И четыре, – подытожила она, указывая на кучу пыли, которая покрывала спинку стула и край войлочного стола. – Гнев отвергнутой женщины…

Стелл сосчитал стулья.

– Выжившие?

– Если они и были, то не пошли в полицию. Дом принадлежит Сэму Макгуайру. Можно предположить, что он тоже здесь… где-то.

Хольц свистнул от двери:

– Вы когда-нибудь видели что-то подобное?

Стелл обдумал. Он много чего видел с момента своего первого знакомства с ЭО за полтора десятилетия до этого. Вейл, с его способностью управлять болью; Кардейл, с его способностью к регенерации; Кларк, с ее способностью контролировать волю, и это только начало. Верхушка айсберга. С тех пор он видел ЭО, которые могли искривлять время, проходить сквозь стены, сжигать себя в огне, превращаться в камень.

Но Стелл вынужден был признать, что это определенно что-то новое.

Он провел рукой по каше на войлоке.

– Что это? Пепел?

– Насколько мы можем судить, – сказала Риос, – это Маркус Риггинс. То, что от него осталось. Или, может быть, это он. Или это.

– Хорошо, – сказал Стелл, стряхивая пыль с ладоней. – Составьте отчеты. Я хочу записи отовсюду. Из больницы. Из дома. Снимки и характеристики каждого тела, каждой комнаты, каждой детали, даже если вам покажется, что она незначительна. Все в дело.

Хольц поднял руку, как школьник. Как тут забыть, что он новичок?

– Для кого это дело?

– Для нашего аналитика, – ответил Стелл. Но он знал, как агенты и техники любят почесать языками. – Может, ты о нем слышал, мы зовем его ищейкой.

Хольц огляделся:

– А не проще притащить пса на место, чем место к псу?

– Возможно, – ответил Стелл. – Но у него не столь длинный поводок.