Дмитрий Лазарев - Вирус Зоны. Фактор человечности

– А разве тоннели не обвалены?

– Кое-где – да. Но, во-первых, линий тут много, а во-вторых, взрывали аккуратно и далеко не во всех ключевых местах. Среди Новых нашлись подкованные, которые сообразили: опасно это. Питер же на болоте стоит, да и Нева тут глубокая. Если вода хлынет в тоннели, черт знает что начаться может. А ну как половина города просядет? В общем, решили без нужды не рисковать. Так что пройти реально. Даже если где и завалено, найдем обход. Во всяком случае, бо́льшую часть пути через исторический центр можно под землей проделать.

– А как же мутанты? Если их нет на поверхности, наверняка они в тоннелях кишат!

– Не факт, – покачал головой «лояльный». – Спускался я под землю уже, и не раз. Их здорово меньше стало. Встречаются, конечно, но уже не ордами, как вначале. Может, спят где, а может…

– Может – что?

– Понятия не имею! – пожал плечами Николай. – Только вылазки свои на тот берег я через метро делал. Тут как раз станция недалеко. «Старая деревня». Говорю тебе, мало их. Причем истребителя всего одного видел. Прыгуны в основном. На меня, кстати, не бросаются: видимо, Источник запрещает Измененных трогать. А того нюанса, что я – «лояльный», твари, похоже, не просекают.

– Это тебя они не трогают, а меня… – возразил Шатун, которому до крайности не хотелось лезть под землю. Но аргументы «против» таяли, и в голову ничего дельного больше не приходило.

– Ну так мы же с тобой – не девочки. Отобьемся, поди. Тебе ж наверняка доводилось мутантов крошить?

Шатун кивнул.

– Ну вот. И потом, говорю же, их тут не тысячи! В случае чего справиться можно. Я способности свои парализующие применю, а ты оружием поработаешь. Прорвемся!

Все! Шатун понял, что возражать дальше против подземки – значит выставить себя трусом. И это после такой-то исповеди «лояльного»! Ну уж нет! И пусть сам Шатун предпочел бы встретиться с неведомой опасностью в заливе (кто знает, так ли она велика на самом деле?), но, как ни крути, опытный проводник ему нужен. Да и в схватке парализующие способности Николая могут оказаться совсем нелишними. А судя по глазам «лояльного», его проще пристрелить, чем заставить пуститься на лодке по заливу.

– Ладно, уговорил, – проворчал Шатун. – Ты хоть там не заблудишься, Сусанин?

Москва

Долгое отсутствие Павла понемногу начинало уже меня беспокоить. Чем быстрее мы свалим из Москвы, тем лучше, и задержка эта мне совсем некстати. Если б еще можно было использовать ее для того, чтобы узнать, какой подвох спрятан в моей спутнице! Но увы – для пробуждения новых способностей с момента инъекции должно пройти как минимум несколько часов. Пока же я вкушал все «прелести» начальной стадии: головную боль, тошноту, ломоту в суставах и расфокусировку зрения. А до кучи все остальные мои способности тоже действовали слабее: еще один неприятный побочный эффект переходного процесса. Если на нас вздумают напасть прямо сейчас, я могу даже не почувствовать вовремя их приближение.

И хотя, конечно, в таком состоянии тащиться куда-то – не самое большое удовольствие, я бы все-таки предпочел движение сидению на месте. Москва давила на меня – с каждым часом мне становилось все тревожнее, и сильнее делалось ощущение затягивающейся на наших шеях петли. Пусть боссов заговорщиков осталось всего двое, «лояльных» у них – хоть отбавляй, и на нас сейчас ведется правильная охота, с флажками, как на волков. И хотя способности поисковиков в случае со мной пасовали, но вот спутников моих они вычислить вполне способны.

Плана, что делать дальше, у меня пока не было. Да и то сказать – многое зависело от того, смогу ли я сделаться пророком и выяснить, что Сид сделал с Ларисой. Вот только вряд ли армия «лояльных» даст нам достаточно времени на все это. А потому – сначала рвать из Москвы, а там разберемся.

В результате настроение у меня было гаже некуда, да и терпения на ожидание не хватало. Я с трудом удерживался от того, чтобы не начать раздраженно метаться по квартире, как лев в клетке. Судя по глазам Ларисы, она ощущала себя не лучше моего, так что ради нее стоило притворяться спокойным. Хотя бы поговорить, чтобы скоротать время и напряжение немного сбросить…

– Лариса… – начал я, но она сразу же меня перебила:

– Вот скажите, зачем вы это сделали?! Не доверяете мне, да? Тогда зачем остаетесь со мной? Шли бы на все четыре стороны и занимались своими делами! Я вам все равно только мешаю!

Вот так. Она обиделась, и сильно. А ведь этого следовало ожидать вообще-то. И не будь я таким черствым и эгоистичным сухарем, зацикленным только на своих проблемах и своей паранойе, то предвидел бы это. Перестал я с некоторых пор учитывать человеческие эмоции. Особенно женские. Она чувствует себя ненужной, обузой для нас. Единственный раз ей представился шанс сделать что-то полезное для всех, но и тот я у нее забрал. Это, должно быть, очень неприятно, а то и больно. Но вот как ей теперь объяснить свои мотивы, если я даже себе их толком объяснить не мог? Про уникальность этой крови, про свои дикие подозрения… Действовал я по наитию, будто кто под руку меня толкнул, а сейчас оправдываться? Нет, не стану. Хочет обижаться – пускай! Я ей не нянька, в конце концов!

Но, уже приняв такое решение, я вдруг, неожиданно даже для самого себя, спросил:

– А вы бы себе доверяли на моем месте? Черт его знает, что с вами сделал Сид! Возможно, это было вживление бомбы, как у вашего директора, а может, нечто более тонкое, хитрое. Я знаю, на что способен этот гад, а потому и от вас, уж простите, можно ожидать любой гадости. Мог ли я рисковать единственной порцией этой уникальной крови в таком случае? Ну, сами посудите?

Вообще-то апеллировать к логике в спорах с обиженной женщиной – не самая лучшая тактика, но тут она неожиданно дала эффект. Боевой пыл в глазах Козыревой угас, плечи ее опустились, она как-то даже пожухла вся, будто снег под лучами мартовского солнца.

«Вот только плакать не начинай!» – умолял я мысленно, но она меня не услышала: из глаз потекли слезы. И чем дальше, тем сильнее. Дикий стресс, нервное напряжение, страх, переживание, ошеломление, обида, горе – все спрессовалось для нее меньше чем в один день. Так что срыв был лишь вопросом времени, и хорошо, что он получился именно таким: слезы – лучшая разрядка в подобных ситуациях.

Вот только я никогда не умел утешать плачущих женщин, даже когда еще не был таким вот монстром, частично Измененным с невероятной по составу кровью. Я осторожно, будто опасаясь, что она меня укусит, приобнял ее за плечи, а она вдруг в каком-то отчаянном порыве резко развернулась и прижалась к моей груди, продолжая рыдать. Я делал все так, как видел в фильмах: поглаживал ее по волосам, похлопывал по спине, нес обычную для таких случаев чушь, что мы справимся, со всем разберемся, и все будет хорошо. Войдя в эту роль не слишком умелого утешителя, я оказался совершенно не готов к отклонению от сценария, когда она отняла заплаканное лицо от моей груди, подняла на меня глаза и вдруг поцеловала – страстно и тоже отчаянно, будто в последний раз. Хотя кто в те мгновения мог с железной уверенностью сказать, что это не так?