Роберт Хайнлайн - Звездный десант

Вот с каких времен идут эти дела. Взять бы одного из шпаков, которые говорят, что нам делать нечего, да на месяц в такое училище!

А по вечерам и круглый день в воскресенья мы зубрили, пока не слипались глаза и не начинали болеть уши, а потом ложились спать (если ложились) — с гипнопреподавателем под подушкой.

Любимыми нашими маршевыми песнями были: «Армия не для меня, лучше пахарем, как раньше!», «Позабудем ратный труд», «„Не ходи, сынок, в солдаты“, — матушка кричала» и — всеми любимая — «Джентльмен в драгунах»:

И все же я не чувствовал себя несчастным. Наверное, был слишком занят. Здесь уже не было того «перевала», который каждый должен пройти в лагере, всех подстегивала возможность быть отчисленным. Моя слабая подготовка по математике особенно мне досаждала. Сосед мой по комнате, колонист с Гесперуса, парень со странным именем Ангел, ночи напролет просиживал со мной, помогая.

Большинство инструкторов, особенно офицеры, были инвалидами. Помнится, полным набором конечностей и органов чувств обладали только сержанты да капралы — инструкторы по рукопашному бою, — да и то не все. Наш тренер передвигался в мотокресле и носил специальный пластиковый воротник, потому что ниже шеи был полностью парализован. Но язык его работал — дай бог, а глаза подмечали все наши огрехи с точностью кинокамеры.

Вначале я удивлялся, почему эти «непригодные по состоянию здоровья» и имеющие право на полную пенсию люди не хотят пользоваться своим правом и не едут домой. Потом я перестал удивляться.

Но высшей точкой всего периода учебы был визит обладательницы черных глазищ лейтенанта космофлота Ибаньес, младшего вахтенного офицера и пилота-стажера корвета «Маннергейм». Карменсита появилась, выглядя потрясающе в белой флотской униформе размером немногим больше промокашки, как раз когда наш класс был выстроен на перекличку перед ужином. Она прошла вдоль строя, и можно было слышать скрип поворачивающихся вслед ей глаз, после чего чистым, отчетливым голоском спросила дежурного офицера, как найти меня.

Дежурный, капитан Чандар, похоже, за всю жизнь даже матери своей не улыбнулся ни разу, но перед маленькой Кармен просто растаял и подтвердил, что я действительно нахожусь здесь. Тогда она печально взмахнула длиннющими черными ресницами и объяснила, что ее корабль скоро отправляется, так что нельзя ли отпустить меня поужинать в город?

Так я оказался обладателем совершенно неположенной и абсолютно небывалой увольнительной на три часа. Может быть, флотских обучают какой-то особой технике гипноза, а армию обходят стороной? А может, ее секретное оружие было куда старше и малопригодно для МП. В любом случае, я не только прекрасно провел время, но вдобавок мой престиж среди сокурсников достиг небывалых высот.

Вечер был настолько прекрасен, что на следующий день я с треском провалил два урока. Однако встречу омрачала новость о том, что Карл погиб на Плутоне — на их исследовательскую станцию напали баги. Но оба мы уже научились жить при таком положении дел.

Одно меня поразило. За едой Кармен сняла пилотку и оказалось, что ее иссиня-черных волос больше нет. Я знал, что большинство девушек на флоте бреют головы — на боевом корабле нет времени ухаживать за длинными волосами. К тому же они очень мешают при маневрах в невесомости. Черт, да я и сам чуть скальп с себя не снимал, брил голову — так удобней да и гигиеничнее. Но все же образ Кармен, который я держал в памяти, включал в себя копну густых волнистых волос.

Но, знаете, когда к этому привыкнешь, то кажется даже лучше. То есть если с самого начала девушка выглядит здорово, то она, и обрив голову, ничуть не хуже. А еще это помогает отличить флотских девушек от цыплят с гражданки — как масонская булавка или золотые черепа у тех, кто ходил в боевой десант. Конечно, Кармен выглядела необычно, но это только придавало ей достоинства, и я впервые осознал полностью, что она действительно офицер, воин — и в то же время очень симпатичная девчонка.

В казармы я вернулся со звездами в глазах и преследуемый запахом духов. На прощание Кармен поцеловала меня.

Из всего курса училища хочу рассказать лишь об одном предмете. Это была История и Философия Морали.

Я удивился, обнаружив ее в учебном плане. В ней ведь ничего не говорится о ведении боя, о том, как командовать взводом; если она касается войны — когда касается, — то только в отношении вопроса «зачем» драться, а на этот счет каждый уже принял решение еще перед поступлением в училище. МП дерется потому, что он — МП. Я решил, что курс, должно быть, заставляют повторить для тех из нас (примерно для трети), кто не проходил его в школе. Больше двадцати процентов моих сокурсников были не с Земли (можно удивляться, насколько процент поступающих на службу колонистов выше такого процента для землян), а около трех четвертей — с Земли, из которых некоторые — с присоединившихся территорий или из других мест, где ИФМ может не преподаваться в обязательном порядке. А раз так, то я предполагал, что этот курс освободит мне малость времени для того, чтобы догнать другие, связанные с математикой.

И опять я ошибся. В отличие от школьного курса, этот засчитывался. Хотя и без экзаменов. Конечно, что-то вроде экзаменов там было, а также и контрольные, и зачеты, и всякое такое, но оценок нам не ставили. Требовалось только, чтобы преподаватель решил, что ты достоин быть офицером.

Если же он считал по-другому, то по твою душу собиралась комиссия, и вопрос стоял уже не о том, можешь ли ты быть офицером, но — можешь ли ты дальше оставаться в армии в любом чине, и не важно, если ты здорово владеешь оружием. Они решали — дать тебе дополнительный инструктаж или просто выставить обратно на гражданку.

ИФМ работает как бомба замедленного действия. Порой просыпаешься посреди ночи с мыслью: а что он в тот раз имел в виду? Правда-правда, даже учитывая, что я прошел курс в школе — тогда я просто не понимал, о чем нам толкует подполковник Дюбуа. Что там, маленький был и считал, что этот курс — просто очаровательная выходка маразматиков из министерства образования. Это же не физика и не химия; так почему бы ее не отнести к другим отвлеченным предметам? И причиной этому я считал лишь такие соображения, как приведенное выше.

У меня и в мыслях не было, что «мистер» Дюбуа пытался разъяснить мне, для чего следует драться, пока много позже я не решил, что должен драться во всяком случае.