Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести

Полицейский протолкался сквозь толпу, помахивая внушительной дубинкой. Это был индус. Я спросил его:

— Говоришь по-английски?

— Еще бы! И даже по-американски.

Я изложил ему обстоятельства дела и пояснил, что таксист посадил меня у Меновой аллеи, а потом гонял машину по кругу.

Коп кивнул и заговорил с таксистом на каком-то третьем языке, похоже что на малайском. Потом сказал:

— Он не знает английского. Думал, что вы велели ехать в Джохор.

Мост, ведущий в Джохор, лежит совсем в другом направлении, чем причал, но тоже еще на территории острова Сингапур. Я с раздражением буркнул:

— Черта с два он не понимает по-английски!

Коп пожал плечами:

— Вы его наняли и, значит, должны оплатить по счетчику. Потом я объясню ему, куда надо ехать, и мы договоримся о цене.

— Да я скорее увижу его в аду!

— Вполне возможно. До ада тут близко, особенно в этих кварталах. Думаю, вам все же лучше заплатить. Время простоя бежит быстро.

Бывает время, когда человек должен встать на защиту своих принципов, чтобы не стыдно было, бреясь, смотреть в глаза своему отражению. Я побрился еще утром, а потому уплатил восемнадцать с половиной сингапурских долларов за то, что потерял час времени и оказался дальше от места назначения, чем был, когда садился в машину. Таксист требовал еще чаевых, но коп приказал ему заткнуться и ушел вместе со мной.

Обеими руками я держался за карманы с деньгами, документами и с тотализаторным билетом, который я положил к документам. Но моя авторучка исчезла, а вместе с ней носовой платок и ронсоновская зажигалка. Когда я почувствовал, что чьи-то невидимые пальцы ощупывают браслетку часов, я поспешил согласиться на предложение полицейского, рекомендовавшего мне услуги своего двоюродного брата — человека честного, — который отвезет меня к причалу за условленную умеренную плату. «Брат» оказался под рукой, и через полчаса я уже был на борту своего судна. Нет, никогда я не забуду Сингапур — уж больно тут быстро набираешься опыта.

Двумя месяцами позже я оказался на Французской Ривьере. Департамент Добрых волшебниц присматривал за мной на всем пути через Индийский океан, Красное море и далее, вплоть до Неаполя. Все это время я вел здоровый образ жизни, каждое утро делал зарядку и загорал, после обеда спал, а вечерами играл в покер. Многие при игре в покер не умеют оценивать вероятность (она слабая, но вполне просчитываемая) улучшить расклад при доборе карт и всегда готовы поучиться. К тому времени, когда мы добрались до Италии, я уже был обладателем великолепного загара и кругленькой суммы.

В самом начале плавания один из игроков спустил все наличные и решил поставить на кон свои билеты Ирландского тотализатора. После непродолжительного спора билеты превратились в валюту, где каждый билет соответствовал двум американским долларам. К концу путешествия у меня оказалось пятьдесят три билета.

Перелет из Неаполя во Франкфурт занял всего несколько часов, но за это время департамент Добрых волшебниц успел передать меня в ведение департаментов Путаницы и Издевательства.

По пути в Гейдельберг я завернул в Висбаден, чтобы повидать матушку, отчима и ребятишек, и тут узнал, что они только накануне выехали в Штаты, на базу ВВС Элмендорф на Аляске.

Тогда я поехал в Гейдельберг и с ходу стал знакомиться с городом, пока вояки обрабатывают мои документы. Чудесный городок — прекраснейший замок, отличное пиво и большие девочки с румяными щеками и с фигурами, похожими на бутылку кока-колы. В общем, все говорило, что это отличное местечко для учебы. Я даже начал прицениваться к жилью и познакомился с молодым фрицем с дуэльными шрамами на лице, не менее страшными, чем мой. Казалось, все шло путем.

Свои планы я обсудил с главным сержантом, который отвечал за дембель. Он покачал головой:

— Эх ты, бедолага!

Почему? Да потому, что Гордону не полагалось никаких ветеранских привилегий. Оказалось, я вовсе и не ветеран. И шрам мой ничего не стоил, и то, что я укокошил людей в стычках больше, чем их можно загнать в… а, не важно! Оказывается, что эта война — вовсе и не война и конгресс до сих пор не принял закона, предоставляющего «военным советникам» льготы для получения образования.

Думаю, что виноват-то я сам. Просто всю жизнь слышал о ветеранских привилегиях… Господи, да я сам сидел на одной скамейке в химической лаборатории с парнем, который с их помощью поступил в колледж.

Сержант отечески сказал мне:

— Не пыли, сынок. Езжай домой, поступи на работу и обожди годик. Наверняка закон примут и придадут ему обратную силу. А ты еще молодой.

Вот я и оказался на Ривьере, в штатском, задумав надышаться воздухом Европы, пока не пришло время закругляться и возвращаться домой. Гейдельберг накрылся. Мое жалованье — вернее, тот остаток, что я не успел спустить в джунглях, плюс деньги за неиспользованный отпуск, плюс выигрыш в покер — составляло сумму, которой хватило бы на первый год учебы в университете. А вот до получения степени эти деньги никак нельзя было растянуть. Я ведь рассчитывал, что буду жить на ветеранские дотации, а наличность послужит своего рода страховкой.

Мой пересмотренный план был ясен. Попасть домой до начала учебного года. Наличные денежки истратить на оплату жилья и пансиона у тетки с дядей, следующее лето где-нибудь подработать и вообще держать нос по ветру. Опасность попасть в армию мне больше не угрожала, так что способы одолеть последний курс колледжа должны были подвернуться, хотя стать герром доктором мне уже не светило.

Колледж, однако, открывался только осенью, а сейчас было лишь начало весны. Поэтому я решительно настроился на идейку знакомства с Европой, прежде чем приложить зубы к граниту науки. Другого такого случая могло и не подвернуться.

Была и еще одна причина отложить отъезд — те самые тотализаторные билеты. Подходило время жеребьевки лошадей. Ирландский тотализатор начинается как лотерея. Билеты продают в количестве, достаточном, чтобы обклеить Центральный вокзал в Нью-Йорке. Ирландские больницы получают двадцать пять процентов выручки, так что они единственные выигрывают наверняка. Незадолго до скачек начинается жеребьевка. Лошадей два десятка. Если твой билет не выиграл лошади, то цена ему — как листу оберточной бумаги (хотя какие-то утешительные призы есть и для этой категории).

Если ты «получил» лошадь, то это еще не значит, что ты выиграл. Некоторые из лошадей, может, и до старта не доберутся, а из тех, что выйдут на старт, бóльшая часть приплетется в хвосте. Тем не менее любой билет, «выигравший» лошадь, даже если она, по общему мнению, способна только доковылять до стойла, теперь приобретает на весь период между жеребьевкой и скачками цену в несколько тысяч долларов. Сколько именно тысяч — уж это зависит от рейтинга лошади. Но цены высоки, так как и самая плохая лошадь, как известно, чудом может прийти первой.