Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести

— А философ, — вмешался Руфо, — это ученый, и никакой эмпирики. Я — философ. Это лучшая из всех профессий.

Стар ничего ему не ответила, достала блокнот для заметок и показала, что ей известно насчет высокой Башни, из которой нам предстояло украсть Яйцо Феникса. Этот блокнот представлял собой куб из плексигласа. Во всяком случае, он был похож на плексиглас, был такой же на ощупь и так же, как плексиглас, покрывался отпечатками пальцев.

В руке Стар держала длинную указку, которая погружалась в куб столь же легко, как в воздух. Кончиком указки Стар могла рисовать в трех измерениях. Указка оставляла тонкие светящиеся линии разных цветов — своего рода грифельная доска, но трехмерная.

Это была не магия, это была передовая технология, которая изменит к чертовой матери все наши методы инженерного проектирования, когда мы до нее дотумкаем, особенно при создании сложных узлов, например, в авиастроении или в производстве генераторов УВЧ. Блок имел ребро около тридцати дюймов, рисунок внутри можно было рассматривать под любыми углами — даже если перевернуть и смотреть снизу.

Башня-высотой-в-милю представляла собой не шпиль, а огромный монолит и несколько напоминала ступенчатые небоскребы Нью-Йорка, только куда выше.

Внутри ее был лабиринт.

— Милорд рыцарь, — сказала Стар виновато, — когда мы покидали Ниццу, в нашем багаже лежал законченный чертеж Башни. Теперь мне приходится восстанавливать его по памяти. Однако я так часто рассматривала этот чертеж, что, мне кажется, могу изобразить все точно, хотя и с нарушением пропорций. Я хорошо помню те проходы, что ведут к Яйцу. Вполне возможно, что обманные ходы и тупики я помню хуже. Ведь им я уделяла меньше внимания.

— Вряд ли это важно, — успокоил я ее. — Если я буду знать правильные ходы, то все, которые я не знаю, — обманные. И мы ими пользоваться не будем. Разве что спрячемся туда в случае нужды.

Стар нарисовала правильные маршруты пылающим красным цветом, а обманные ходы — зеленым, причем зеленого на чертеже было куда больше, чем красного. У парня, что спроектировал эту Башню, мозги были явно набекрень. Коридоры от того, что казалось главным входом, вели вглубь, вверх, раздваивались, соединялись, ветвились, проходили совсем рядом с Залом Яйца, ныряли вниз, поворачивали обратно, петляли и выбрасывали вас наружу, совсем как в музее Барнума с его интригующим указателем, за которым оказывался самый обычный выход [100] … совсем как в музее Барнума с его интригующим указателем, за которым оказывался самый обычный выход . — Американский музей Барнума — музей в США, располагавшийся на Бродвее в 1841–1865 гг. и принадлежавший Ф. Т. Барнуму, нечто среднее между зоопарком, музеем, паноптикумом и цирком уродов. Чтобы увеличить прибыль, Барнум разместил указатели с надписью «This Way to the Egress». Многие посетители, не зная, что «Egress» — просто книжное слово, означающее выход, думали, что это какой-то очередной аттракцион, и выходили через дверь на улицу. Дверь тут же захлопывалась, и, чтобы снова войти в музей, приходилось покупать новый билет. .

Другие входы запутывали вас в лабиринте, который невозможно было пройти по правилу левой руки. Если вы придерживались этого правила, то обрекали себя на голодную смерть.

Даже маршруты, отмеченные красным, были неимоверно сложны. И если не знать комнаты, где хранилось Яйцо, можно было плутать там целый год плюс еще январь следующего в бесплодных и бессмысленных поисках.

— Стар, ты была в Башне?

— Нет, милорд. Я была в Карт-Хокеше, но далеко от Башни, в Гротовых горах. Башню видела лишь издалека.

— Но кто-то ведь был там? Уверен, что это не твои… оппоненты снабдили тебя чертежом.

Она сказала с горечью:

— Милорд, шестьдесят три смельчака погибли, добывая сведения, которые я вручила тебе.

(Значит, сегодня шестьдесят четвертая попытка!) Я спросил:

— А можно мне сосредоточиться только на красных линиях?

— Конечно, милорд. — Стар коснулась кнопки контроля, и зеленые линии померкли. Красные начинались от трех входов — от «двери» и двух «окон».

Я показал на самый нижний:

— Это единственная дверь из тридцати или сорока, которая ведет к Яйцу?

— Точно так.

— Тогда именно возле этой двери нас и будут поджидать, чтобы прикончить.

— Это весьма вероятно, милорд.

— Хм… — Я повернулся к Руфо. — Руфо, в твоих запасах нет ли длинной, крепкой и тонкой веревки?

— Есть то, что Джоко использует в подъемниках. Она похожа на толстую леску, но выдерживает вес до полутора тысяч фунтов.

— Молодчина!

— Я так и думал, что она вам пригодится. Тысячи ярдов хватит?

— Вполне. А что-нибудь полегче есть?

— Шелковая леска для форели.

Через час мы закончили все приготовления, учтя все, что мне казалось важным, а план лабиринта сидел в моей памяти так же прочно, как алфавит.

— Стар, милая, мы готовы. Хочешь приступить к своему волшебству?

— Нет, милорд.

— Почему же нет? Чем быстрее, тем лучше!

— Потому что не могу, любимый. Эти Врата — не настоящие Врата, в том смысле, что тут необходима тонкая привязка ко времени. Эти откроются всего лишь на несколько минут примерно через семь часов, а потом будут закрыты в течение нескольких недель.

Мне в голову пришла вполне естественная мысль.

— А ведь если тем типам, с которыми нам придется иметь дело, это известно, то они могут ударить по нам в ту минуту, когда мы будем выходить из Врат?

— Надеюсь, что нет, милорд рыцарь. Они будут думать, что мы появимся где-то в Гротовых горах, поскольку им известно о существовании Врат в том районе и я действительно собиралась ими воспользоваться. Что касается этих Врат, то если даже они известны нашим противникам, то сами Врата расположены для нас столь неудобно, что трудно поверить, будто мы решимся пройти именно здесь.

— Каждое твое слово укрепляет надежды. Не скажешь ли ты еще что-нибудь об ожидающих нас опасностях? Что нас ждет — танки? Кавалерия? Зеленые великаны с волосатыми ушами?

Стар явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Все, что я скажу, тебя только запутает, милорд. Скорее всего, их войско будет состоять не из живых существ, а из сконструированных, а значит, их облик может быть любым. Кроме того, что угодно может оказаться иллюзией. Я говорила тебе о гравитации?

— Не думаю. Наверное — нет.

— Извини, я устала, голова плохо работает. Гравитация тут колеблется сильно и внезапно. Горизонтальная поверхность может вдруг наклониться в любую сторону. Другие вещи… они легко могут оказаться иллюзиями.

Руфо вмешался:

— Босс, если оно движется, стреляйте. Если оно говорит — режьте глотку. Таким путем вы уничтожите немало иллюзий. Особая программа действий вам не нужна: вот они — мы, а вот они — прочие. Стало быть, если сомневаешься — убивай. И не надо зря напрягаться.