Кирилл Клеванский - Сердце Дракона. Том 10 [СИ]

– Конечно же бывал. Каждый день посещаю. Сразу после того, как слетаю на важную встречу в Лондон и Гон-Конг. Иногда я бываю в этих городах одновременно.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты вообще не умеешь быть саркастичным?

– Что-что? Кажется, звезда однодневка что-то говорит. Лучше бы поработала над своим перебором. Ты в бочку не попадешь.

– Это такой намек на то, что я толстая? – Елена, смеясь, кружилась на каблуках. Её фигуре могли позавидовать многие из звезд Инстаграмма.

– Понятия не имею, – отвечал механический голос. – Может именно потому, что ты такая жирная, ты и не попадаешь в ноты. Я тут слышал в Японии сделали био-кибернитеческий ручной протез. Поставь себе – глядишь играть лучше станешь.

– А откуда ты о нем слышал? Что ты собрался делать с этой механический рукой, извращенец?!

– Эй, я совсем другое имел ввиду!

– Я должна срочно всем рассказать, что ты извращенец! – Елена достала свой смартфон. – Это будет сенсация.

– Ой, да делай что хочешь, жирная корова!

Вновь засмеявшись, она показала ему свой Твитер.

– Что, все действительно так плохо? – спросила она.

В вечернем платье, с гитарой в руках и электрическим креслом рядом.

– Ну давай, а то мы опаздываем.

Она, несмотря на макияж, укладку волос, высокий каблук и платье, стоимостью как некоторые машины, помогла ему забраться в электрическое кресло. Джойстик вместо ног, планшет с колонками вместо языка.

Он был одет в смокинг. На худом, сморщенном, атрофированном теле он выглядел как мешковина на пугале.

– Я хочу на вертолетную площадку, – сказал тогда он.

– Серьезно? Прямо сейчас?

– Пожалуйста. Я так давно не видел неба…

– Ну хорошо, – и вместе с Еленой, покинув ненавистную палату, он отправился по коридору больницы. Затем лифт, лестничный пандус предназначенный для каталог и, наконец, вертолетная площадка.

Порыв ветра разметал его волосы. Круглая металлическая площадка эхом отдавалась под колесами кресла. Яркие огни сверкали по периметру, а над головой сияли звезды.

Где-то там, у подножия холма, раскинулся город у гранитных берегов черной реки. Всадник из меди указывал путь и купола храмов поднимались над старыми, таинственными улицами.

Он любил и ненавидел этот город.

Регулируя джойстик, он подъехал к самому краю платформы. Под ним раскинулся океан тьмы и огней. Две сотни метров, не меньше, обещали ему свободу полета, а затем вспышку боли и забытье.

– Эй, ты чего?

Елена, ступая осторожно, будто пава, подошла к нему. Она придерживала руками прическу и смотрела на огни города.

– Красиво, правда? – спросила она.

Он промолчал.

Если бы он мог плакать, то, наверное, плакал бы.

– Знаешь, я давно хотела тебе сказать, – она заглянула ему в глаза. Такая чистая, такая светлая, такая прекрасная. Совсем как город у подножия холма. – Я тебя люблю.

Такая лживая, такая грязная, такая жадная до света. Совсем как город у подножия холма.

– И мне не важно, что скажут люди, мне не важно какие проблему будут ждать нас впереди, я хочу быть с тобой, – она улыбнулась своей привычной, пластмассовой улыбкой, в которой правды было даже меньше, чем в лабиринте кривых зеркал. Хотя, возможно, именно там и осталась вся правда этого мира.

– Во внутреннем кармане, – отчитался механический голос.

– Неужели… – Елена, роняя актерский слезы… боже, как же хороша она будет на экране кинотеатров… достала конверт.

Он, не дожидаясь, пока она его откроет, развернул кресло и направился обратно к лифту.

Она его развернула.

Ветер заглушил такой банальный и простой выкрик:

– “Ты все не так понял!”

Там, в конверте, лежали фотографии её и человека, который привел Хаджара в эту больницу. А еще фотографии с другими мужчинами. Главами записывающих студий, лейблов, корпораций, известными актерами, спортсменами и музыкантами.

Их было много.

И, кто бы их не прислал, Хаджар был ему благодарен.

– Северный Ветер! – донеслось сквозь мглу. – Северный Ветер!

Хаджар открыл глаза. Стоя на сияющей зеленым светом тропе, он, прислонившись к дереву, тяжело дышал.

Анетт, сияя серебром, тянула его в сторону высокой горы.

– Поторопись, Хаджар!

– Да, сейчас, – прохрипел он. – Иди вперед. Я догоню.

Хаджар бежал следом. Листья кустов резали ему ноги, но вместо крови на светящуюся дорогу проливались воспоминания о прошлом Хаджара. И чем больше их впитывала тропа среди мистичных, вечно изменчивых джунглей, тем сложнее Хаджару было сделать следующий шаг.

– Не оборачивайся, Хаджар, – кричала бегущая впереди Анетт.

Символы на её теле сверкали все тусклее. Гора, за прошедшее время, меру которому Хаджар не мог определить, приблизилась лишь немногим больше, чем прежде.

Душевная рана, открывшаяся после “первого искушения”, тянула Хаджара вся ниже к земле. Воспоминания, сочившиеся из неё алой кровью, не давала ему свободно вздохнуть.

– Не поддавайся тьме, Хаджар! – кричала Анет.

Её смутный, сверкающий серебром силуэт терялся где-то в листве. Джунгли обступали Хадажра все плотнее. Лианы крепкими путами оплетали его руки и каждый раз ему приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы прорваться сквозь их преграду.

Он потянулся внутрь души, чтобы призвать Черный Клинок, но обнаружил там лишь пустоту. А в следующий миг он уже вновь падал сквозь тропу джунглей.

Анетт на этот раз не стучала кулаком сквозь землю, пытаясь пробиться к нему. Лишь что-то показывала и беззвучно открывала рот. Наверное, что-то говорила.

Вновь превратившись в далекую звезду, джунгли сверкнули в последний раз, чтобы оказаться тлеющей сигаретой.

– Я не хотела тебя этим беспокоить, – прошептала она.

Лил дождь. Промозглый, резкий, колючий до невозможности, забирающийся под одежду и холодными “пальцами” щиплющий кожу.

Такой дождь никто не любил, но в этом городе он шел куда чаще, чем светило солнце.

Хаджар его обожал.

Любил смотреть на то, как стекают капли по стеклу окна в палате. Часто, даже слишком часто, он устраивал гонки между двумя каплями и сильно огорчался, когда побеждала та, на которую он не ставил.

А еще он его любил, потому что такой дождь напоминал ему, что он еще, несмотря на все свои проблемы, живой. Дышащий. Испытывающий чувства.

Когда выдавалась возможность напрячь санитара, чтобы тот вывел его на балкон, он долго “трогал” дождь, пытаясь, наверное, дотянуться до чего-то особенного.