Виктор Бурцев - Пленных не брать!

– А что там у вас? – осведомился я.

– Липовый цвет.

Я хлебнул липовой заварки и поискал глазами, что бы такое съесть. Безрезультатно. В сковородке из-под жареной картошки валялся носок. Не мой, у меня не такие драные.

– Курить хочешь? – спросила Наташа.

– А есть?

– Вот. – Она протянула папиросу. Я сунул ее в рот и щелкнул одноразовой зажигалкой – всё из той же гуманитарки.

– Слушай, мне работа нужна, – сказала она, дождавшись, пока я затопчу бычок в консервную банку.

– А я-то что? Девочка, меня недавно выперли. Закрыли мою гуманитарку. Я сам безработный, как крыса.

– А Леша сказал...

– Леша несет сам не зная что. Для понта. Так что извини.

Она заплакала. Вроде бы нужно было ее как-то утешить, но у меня рука не поднималась. Так она и сидела голым задом на панцирной сетке и плакала, утираясь ладошкой. Хренотень всё это, спьяну. Бабе проще, баба известно чем заработает столько, что за год не проешь. Мужикам труднее.

Я побродил по комнате без особенной цели и решил, что пора сваливать. Попробовал растолкать Дрозда, но тот вполголоса послал меня, назвав почему-то Коляном, и я понял, что сегодня Дрозд на работу не придет. Выгонят ведь дебила, подумал я, но оделся и тихонько ушел, притворив за собой дверь. Наташа так и плакала на кровати, когда я уходил...

Внизу, у самого выхода из подъезда, толпились местные числом шестеро. Один, кажется, тот, что вчера на площадке маячил. Ждут ведь, падлы. И понять их можно: что еще делать, работать негде, а тут хоть развлечение.

– Здоров, земеля, – сказал один, самый хлипкий. Старый прием, детский: сначала до тебя докапывается сопля, ты ему даешь подзатыльник, а большие ребята идут за него заступаться. И правильно, не трожь маленьких.

– И ты здоров, земеля, – в унисон ответил я.

– Чего к нашим девкам ходишь? Со вчера ждем. Цени интеллигентное обращение – дождались, пока от девок уйдешь.

– Мы тебя знаем, ты на Роторном живешь, – сказал второй.

Это уже хуже. Ладно, приходите, ребята, на Роторный, там разберемся.

– И что? Что у вас девки, купленные? Или важные детали от них отвалятся?

– А хоть бы и так. Некрасиво. Хотя бы бутылку выставил, мы ж культурно, всё понимаем. Девок-то нам не жалко.

Люблю культурный разговор, но вот эти морды не просто так здесь стоят. У меня в кармане есть какая-то мелочь, на бутылку им, может, и хватит... Хотя ни хрена.

– Ни хрена, ребята, – сказал я, прислоняясь спиной к стене. – Приходите к нам на Роторный, и мы вас не тронем. И девки у нас есть.

– Не хочет земеля с нами разговаривать, – заключил хлипкий.

Очевидно, это было сигналом к действию, потому что остальные стали подтягиваться ко мне. Чтобы не терять зря времени, я приложил хорошенько хлипкому и еще какому-то уродцу в солнцезащитных очках. Четверо остальных попытались взять меня в коробочку, но я не отрывался от стенки, чем весьма осложнил их задачу. Бойцы они оказались липовые и в основном мешали друг другу. Один, на свою беду, вытащил нож, но я его выбил, успел подхватить и хищно завертел лезвием в воздухе. Так я оттуда и вышел – пятясь и отмахиваясь ножом. Урла за мной не последовала – ссали против ножа. Дети, ой дети!

Возле памятника ходил давешний ара. Он, кажется, узнал меня и приветливо заулыбался.

– Эй, ара! – сказал я. – Курить продашь?

– Курит продам. Какой табе курит, папырос, сигарет?

– Сигарет. «Мальборо».

– Ай, дорогой сигарет!

Ара полез во внутренний карман пальто. Я здраво рассудил, что сигарет и впрямь дорогой, не стал рассусоливать и двинул ему в челюсть, а потом добавил ногой, когда он уже валялся на асфальте. Чемодана при нем не случилось, но вот из карманов я выгреб довольно много денег и несколько пачек разных сигарет, презервативов и жвачки.

Ара хрюкал, булькал кровью, ворочался, но встать не пытался и за ноги не хватал, видать, получал уже горячего. От парка ко мне бежали двое сородичей поверженного, но явно опаздывали. Или разумно не спешили. Я тоже, ничуть не торопясь, побросал презервативы наземь (за ненадобностью), повернулся и потрюхал к набережной с чувством восстановленного собственного достоинства.

У меня дома сидел дядя Хорек и читал подшивку «Собеседника» двадцатилетней давности. Вернее, не читал, а искал фотографии голых девок.

– Привет, Валерик! – обрадовался он, шамкая беззубым ртом. – А я вот жашел гажетку почитать...

– Читай, дядь. Жрать хочешь?

– Не откажалшя бы.

Я без лишних слов вручил ему буханку хлеба и две банки сгущенки, купленные в коммерческом магазине. У ары, как выяснилось, я изъял что-то около пяти миллионов плюс двадцать долларов. К подарку я добавил две пачки «Кента», чем совершенно добил дядю Хорька.

– Ограбил, штоль, кого? – в благоговейном ужасе спросил он.

– Премию получил. Ты намазывай вон булочку сгущенкой да хавай. И покури нормальные сигареты вместо веника своего.

– Ого! Богатей! Ну, пойду, штоли, покушаю.

И он поволок снедь в свою конуру по соседству. Раньше дядя Хорек работал фотографом; очень хороший, говорят, был фотограф – художник, а не фотограф. Сейчас и осталось, что голых девок разглядывать. Смотрит-смотрит, а потом как раскричится: «Где ж у него, козла, свет?! Кто ж так снимает – блики вон куда пошли!» Хороший, в общем, дядька. Жаль, помрет скоро – туберкулез у него и с почками хреново...

Я побросал в тумбочку покупки: в основном консервы и разные полуфабрикаты. Миллиона три потратил, но еще и осталось прилично, спасибо кавказским героям. Улегся на кровать, открыл банку пива «Холстен» и, глядя в потолок, тихонько высосал его. Головная боль ушла; правда, ныл сломанный урлой зуб. Интересно, как там Дрозд? Небось, набьют ему рыло. Ну и ладно, надо было со мной идти, я звал, будил. Вот только бы не схватить заразу, не взял же вчера с собой презеры, а ведь целая тумбочка, аж назад высыпаются! Зарплату нам один раз ими дали.

Неожиданно включилось радио. На полуслове прорвался голос диктора, сообщивший, что «...дается прибытие нового груза гуманитарной помощи ООН». Я дотянулся до выключателя и заткнул маленького мерзавца.

– Валерик!

Это опять был дядя Хорек.

– Говорят, облава жавтра будет.

Он постоянно добывал где-то уникальные агентурные сведения про облавы, проверки паспортного режима, раздачу халявной жратвы. Ходили слухи, что у него сын служит в войсках ООН, но я не хотел в это верить: сытый ооновец не должен доводить батьку до такого скотского состояния... Хотя, скорее всего, так оно и было.

– Точно, дядь?

– Ну! Ужаш, ужаш, шаматоха!

– И во сколько?

– Не жнаю. Жнаю, што жавтра.

Ну, жавтра так жавтра. Поспать надо, выспаться. Пожрать хорошенько. Кстати, дверь надо закрыть, а то усну, а жратву из тумбочки повытаскивают, хоть бы бабки соседские. Хорек-то не из таковских, а вот бабки...