Ник Кайм - Заветы предательства

Возглавляя клин, я безжалостно подгонял скакуна, свирепо вопил в боевой ярости, увертывался от неприятельских пуль и ракет, чувствовал жестокие толчки болтера, что нес погибель всему передо мною.

Я забылся в жизненности происходящего. В небе стояли солнца, мы неистово сражались в ближнем бою, стиснутые машинами конвоя, чистый ледяной ветер овевал наши доспехи. Никогда не желал для себя чего-то большего.

Вражеская колонна распалась. Сначала мы пробили броню самых медленных грузовиков, и взрывы сотрясли их изнутри, подбрасывая ввысь. Чудовищные машины, получая попадания в тяговые агрегаты, зарывались носами в песок. Прицепы вставали на дыбы, опрокидывались и переворачивались. После взрывов металлические обломки, вращаясь, высоко подлетали над пустыней. Гравициклы стремительно мчались вперед, словно копья, брошенные в круговорот резни.

Сблизившись с выбранной жертвой, я поднялся в седле, и, направляя резвого скакуна движениями ног, выхватил глефу из перевязи на спине.

Девятнадцать моих братьев по минган-кэшику поравнялись со мной, придерживаясь той же траектории. Развернувшись, мы ринулись в атаку через плотный шквал энергетических залпов и цельных снарядов. Со мной был Джучи, и Бату, и Цамьян, и другие — все пригнувшиеся за опущенными носами гравициклов, с огнем в крови и восторгом в глазах.

Моя добыча находилась в середине конвоя — громадная восьмиколесная машина, увенчанная неровным хребтом пушек и гранатометов на турелях. Орудийная платформа была размещена на высокой, но неустойчивой с виду надстройке, по бокам которой свисали пластины трофейной брони, размалеванные в красный и зеленый цвета. Наверху толкались многие десятки орков, как бортовых, так и обычных стрелков. Вся эта конструкция дергалась и подскакивала, громыхая по пустыне вместе с распадающимся конвоем, и две широкие выхлопные трубы на ее задней части изрыгали дым.

Зеленокожие не были ни тупыми, ни медлительными. На нас обрушилась буря шипящих лучей, которые опаляли нам уши и вонзались в песок позади. Мне попали в наплечник, и я резко свернул влево; за моей спиной к земле камнем понесся сбитый гравицикл — вертящееся буйство обломков и размытых языков пламени.

Оттолкнувшись прямо возле машины, я высоко взлетел благодаря могучей броне и приземлился точно на площадку. Пробил собою ограждение, оказался на неустойчивой поверхности и тут же описал кровавую дугу моей гуань дао. Вспыхнуло расщепляющее поле, и за стремительным клинком протянулись мерцающие серебристые полосы.

Я упивался своим мастерством владения глефой. Она танцевала в руках, вертелась и била, выбрасывая орочьи тела с платформы. Прорубаясь через врагов, я крушил их кости и раскалывал доспехи. Зеленокожие отшатывались от меня, спотыкаясь и подвывая.

Я ревел от наслаждения, мои руки и ноги пылали, на плечи мне изливались фонтаны озаренной солнцами крови. Сердца мои колотились, кулаки будто бы летали, а душа воспаряла ввысь.

Рядом оказался крупный орк с левой рукой, изуродованной разрывом болт-снаряда. Он кинулся прямо на меня, опустив голову и протягивая ко мне когти. Также чужак размахивал ржавым секачом.

Метнувшись вперед, гуань дао отняла ему лапу в запястье. Прянув обратно так быстро, что клинок словно бы рассек сам воздух полосой потрескивающей энергии, глефа превратила голову врага в облако крови и осколков кости.

Его тело еще не рухнуло на площадку, а я уже двигался дальше — рубил, крутился, прыгал, увертывался. Братья присоединялись ко мне, перескакивая на платформу с гравициклов. Нам едва хватало места, и убивать следовало быстро.

Джучи прикончил одного из бортстрелков — вонзил клинок в спину твари и размашистым жестом вырвал ей хребет. Бату, атаковав сразу двоих, угодил в переплет и поплатился за ошибку мощным тычком в лицо. Окровавленный подбородок воина дернулся назад, он неловко отступил к краю площадки. Несколько пуль вонзились ему в нагрудник, но не смогли столкнуть вниз.

Не видел, чем закончился его бой, — я уже подбирался к вожаку. Чужак, грузно топая ко мне, спешил начать схватку и нетерпеливо отбрасывал с пути сородичей. Увидев такое, я захохотал; не насмешливо, а весело и одобрительно.

Шкура у вожака оказалась темной, сморщенной из-за сероватых шрамов. Он орудовал двуручным молотом с железным оголовьем, и на оружии рычали циркулярные клинки.

Я отпрыгнул в сторону, и вертящиеся зубцы прошли в пяди от меня. Тут же я вновь подскочил к орку и дважды рубанул его сердито дрожавшей гуань дао. Полетели куски тяжелой брони, но противник не упал.

Он еще несколько раз взмахнул молотом, описывая дуги массивным оголовьем. Я резко пригибался, отступал в сторону и вниз по наклоненной платформе, балансируя с помощью обратных выпадов глефы. Мы двигались взад и вперед, быстро, точно и агрессивно, напоминая танцоров на похоронном обряде.

Вожак, лицо которого исказилось от бешеной ярости, снова выбросил оружие вперед, вложив всю свою безмерную силу в удар наискосок. Молот, дрожа, просвистел в воздухе; попади он в цель, и я бы погиб на Чондаксе, сброшенный с подвижной площадки в пыль, с расколотым доспехом и сломанной спиной.

Но я предвидел этот выпад. Так мы сражались всегда — финтили, заманивали врагов, разъяряли их, вынуждали допустить промах и открыться для атаки. Когда молот пришел в движение, я уже знал, куда он упадет и сколько у меня времени, чтобы уклониться.

Я прыгнул. Глефа блеснула, закрутившись в руках, оборачиваясь вокруг моего изгибающегося тела. Взмыв над полом, я пропустил под собой неуклюжий замах чужака и развернул гуань дао острием вниз, перехватив ее обеими руками.

Тварь ошеломленно подняла глаза в тот самый миг, когда сверкнувший на солнце клинок пробил ее череп. В рвущемся вниз энергетическом поле кости и плоть с хлюпаньем расходились в стороны, обращаясь в кровавую пену.

С лязгом приземлившись на платформу, я вырвал глефу и широко взмахнул ею, разбрасывая по сторонам ошметки мяса. Передо мной рухнул изуродованный труп военачальника; я стоял над ним ровно один удар сердца, держа в руке гудящую гуань дао. Повсюду вокруг звучали боевые кличи моих собратьев и предсмертные крики нашей добычи.

Все сливалось в калейдоскоп воплей, рева, рокота и треска орудий, густых облаков пылающего прометия и жженого смрада от турбин гравициклов.

Я знал, что скоро битва закончится. Я не хотел, чтобы она кончалась. Я желал сражаться дальше, чувствовать, как мощь примарха пылает в моем теле.

— За Великого Хана! — прогромыхав это, я вновь сорвался с места и стряхнул кровь с клинка, озираясь в поисках новых жертв. — За Кагана!