Ник Кайм - Заветы предательства

— На Хелле, приводил ее к Согласию, — ответил хан. — До этого, впрочем, нас по обмену придавали Лунным Волкам, так что я видел, как они сражаются.

— Лунные Волки, — уважительно кивнул я. — Достойные воины.

— Мы многое переняли у них, — продолжил Торгуй. — У Шестнадцатого интересные идеи насчет военного дела, которые нам стоит изучить. Я стал приверженцем системы обмена — легионы слишком отдалились друг от друга. Особенно наш.

Меня удивили такие слова, но я постарался не выдать этого. Как мне думается, Торгуй понимал все неверно — если кто и был виноват в изоляции Пятого легиона, то лишь те люди, которые пренебрегали нами, отправляли на окраины. Почему бы еще мы оказались на Чондаксе с задачей истребить остатки империи, что давно уже не угрожала Крестовому походу? Взялись бы за такую работу Лунные Волки, или Ультрамарины, или Кровавые Ангелы?

Но я не сказал этого вслух.

— Уверен, что ты прав, — произнес я.

Тогда терранин подлетел ближе ко мне, и между нашими гравициклами осталось меньше метра.

— Когда ты спросил меня о нашем обозначении, я замешкался, — напомнил он.

— Не заметил такого, — ответил я.

— Извини меня. Я поступил невежливо. Просто… мы уже давно не пользовались такими названиями. Ну, знаешь, как это бывает, — мы слишком долго оставались сами по себе.

Я тревожно смотрел Торгуну в глаза, не до конца понимая, что он имеет в виду.

— Ты не был невежливым.

— Мои люди редко именуют меня «ханом». Большинство предпочитают «капитана». И мы привыкли называться Шестьдесят четвертой ротой Белых Шрамов. Когда используешь эти термины, легче общаться с другими легионами, где они тоже в ходу. На миг я забыл наше старое обозначение, вот и все.

Не знаю, поверил я ему или нет.

— Почему именно Шестьдесят четвертая? — уточнил я.

— Такой номер достался.

Больше я ничего не выяснял. Не спрашивал, кто выбрал этот номер или почему. Возможно, напрасно. Но я никогда серьезно не интересовался подобными вещами. Меня занимали только практические стороны войны, текущие проблемы и насущные требования.

— Называй себя, как хочешь, — с улыбкой сказал я, — только убивай хейнов. Остальное меня не волнует.

После этого Торгуй явно успокоился, как будто некий секрет, который он боялся раскрыть, оказался в итоге чем-то незначительным.

— Так что же, он будет с нами? — спросил терранин. — В самом конце?

Отведя взгляд, я посмотрел на горизонт впереди. Там ничего не было — только ровная линия яркой холодной пустоты. Но где-то вдали орки собирались для схватки с нами, для последней битвы за планету, которую они уже проиграли.

— Надеюсь, — честно ответил я. — Надеюсь, что он там.

Затем я быстро глянул на Торгуна, вдруг обеспокоившись, что он может с презрением отнестись к моим чувствам, увидеть в них нечто забавное.

— Но наверняка знать нельзя, — добавил я так беспечно, как только мог. — Он неуловимый, все о нем так говорят.

Я улыбнулся снова, теперь уже самому себе.

— Неуловимый, словно беркут. Все они так говорят.

Впервые я увидела Улланор с жилой палубы флотского транспортника «Выборщик XII». Прошло всего три месяца с окончания кампании, и орбитальное пространство еще кишело боевыми звездолетами. Мы быстро снизились между этими громадными великанами, зависшими в космосе, и темная дуга планеты выросла в иллюминаторах реального обзора.

Странное было ощущение — наконец-то посмотреть своими глазами на мир, который так долго занимал все мои мысли. Я могла бы без запинки назвать любые цифры, касающиеся Улланора: сколько миллиардов солдат доставили туда, на скольких миллионах десантных судов; сколько контейнеров с припасами перевезли на поверхность, на скольких грузовых кораблях; сколько потерь мы понесли (точно) и скольких ксеносов убили (оценочно). Мне были известны факты, не ведомые почти никому в Армии. Среди них имелись и совершенно бесполезные — например, из какого сорта пластали изготавливают стандартные ящики для сухпайков, — и неописуемо важные, вроде того, за какое время эти ящики попадают на передовую.

Некоторые из этих сведений останутся со мной навсегда. Как мне представляется, другие люди сожалеют, что не могут запоминать информацию; я сожалею, что не могу забывать ее.

В молодости я считала свой эйдетический дар проклятьем. Но затем оказалось, что мои способности ценны для Имперской Армии. Благодаря ним я добралась до генеральского звания, став при этом одним из множества серых, безликих, невоспетых людей — винтиков военной машины. Нас редко восхваляли после окончания боев, а во время кампаний издерганные войсковые командиры постоянно срывали на нас злость. При этом без нашего участия не состоялась бы ни одна славная победа. Войны ведь не случаются по прихоти солдат — их планируют, организовывают, обеспечивают для них подвоз припасов и живой силы.

Какое-то время мы были Корпусом Логистики, затем — отделом в административном управлении Космофлота, после чего нами недолго руководили люди Малкадора. Лишь незадолго до назначения магистра войны нас выделили в отдельный департамент, что дало нам все очевидные бюрократические преимущества.

«Департаменто Муниторум». Угрюмое название для необходимой службы.

Конечно, не обходилось и без ошибок. Возникала путаница с планетарными координатами, легионы получали не подходящее им снаряжение. Однажды даже вышло так, что на противоположных сторонах Галактики у нас действовали два экспедиционных флота с одинаковыми номерами…

Я попробовала расслабиться в тесном кресле, чувствуя, как судно трясется при входе в атмосферу. Мне не хотелось думать о том, что начнется после приземления, и я попыталась отвлечься, уставившись в иллюминатор.

Поверхность Улланора выглядела истерзанной. Над ней мчались темные облака, рваные и растрепанные, будто проволочный войлок. Земля представляла собой складчатую массу теснин и ущелий, что змеились по континентам. Сверху они напоминали крошечные мозговые извилины.

Лишь на одном участке планеты царил порядок. Перед отлетом знакомые механикумы рассказали мне, что было сделано с развалинами крепости Уррлака, но тогда я немного усомнилась — они любили хвастаться тем, как умеют изменять миры, к которым им удается приложить аугментические руки.

Теперь, глядя на итог их труда, я верила каждому слову техножрецов. Мне открылась дорога для триумфальной процессии, скалобетонный шрам в сотни километров длиной. Затем возникла церемониальная площадь; сколько в ней, две сотни квадратных километров? Вдвое больше? Сквозь просветы в тучах она блистала, подобно отполированному черному дереву. Эту колоссальную каменную равнину создали с единственной целью: предоставить Императору достойное место для празднования его победы.