Ник Кайм - Заветы предательства

Аттик вернулся за командную кафедру.

— Снова ложь, — фыркнул он. Капитан отказывался верить в то, что Феррус Манус погиб. Он поверит, только когда увидит мертвое тело примарха собственными глазами, да и то не факт.

Нет, он не верит. И все же глубоко внутри он понимал, что им некого и нечего забирать с посадочной площадки, и чувствовал, как в душе его клокочет ненависть, которую он унесет с собой в могилу.

На ауспике Гальбы вспыхнуло предупреждение об опасном сближении.

— Боевые корабли, прямо по курсу!

Аттик больше не мог вздохнуть, даже если захотел бы. Он так долго искоренял в себе слабую плоть, отказался от столь многих базовых человеческих качеств ради силы металла. Поэтому он не вздохнул — и вместо этого сжал кулаки с такой силой, что погнул поручни вокруг кафедры.

— Надо отступать. Если этого не сделать, если никто из сил лоялистов не пережил резню на поверхности, то что тогда? Что будет с нашим легионом?

Вокс-оператор повернулся лицом к кафедре:

— Сигнал! «Громовые ястребы». Два приближаются из поля обломков, запрашивают помощь.

Арифметика войны снова замаячила перед Аттиком.

— Вывести на главный динамик.

Сначала на открытом канале лишь трещала статика. Потом раздался голос:

— Говорит сержант Кхи’дем, сто тридцать девятая рота Саламандр. Наш корабль уничтожен. Просим принять нас на борт.

Аттик посмотрел на расположенные перед ним тактические гололиты. Союзных кораблей осталось всего ничего. «Веритас» был ближайшим, и, более того, его положение предполагало хотя бы видимость свободы действий. Но арифметика безжалостна.

— Извините, сержант. Мы не можем помочь вам. Это ударный крейсер Десятого легиона «Веритас фе…»

— У нас на борту несколько ваших собратьев и воинов Гвардии Ворона. Мы многих потеряли, чтобы спасти их. Разве это ничего не значит?

— Наш примарх с вами?

Долгое томительное молчание.

— Нет.

— Тогда мне жаль…

— Три легиона сражались здесь за Императора. Теперь им грозит истребление. Вы хотите, чтобы их бросили, а об их жертве забыли? Хотите подарить предателям абсолютную победу? Чтобы не осталось свидетелей того, что свершилось сегодня на Исстване V?

Аттик выругался. Он проклинал Кхи’дема. Он проклинал всю Галактику.

— Рулевой, курс на перехват. Подберем их.

Он ненавидел ту часть своей души, которая возрадовалась этому решению. Ее он тоже хотел бы заменить бионикой.

«Веритас феррум» приближался к «Громовым ястребам», а с обоих боков к нему на перехват шли гигантские линкоры Сынов Хоруса и Детей Императора. Петля сжималась вокруг Железных Рук.

«Веритас» притормозил всего на несколько секунд, чтобы подобрать два штурмовых катера, и в этот момент предатели открыли огонь. Створки ангаров правого борта еще закрывались, когда торпеды ударили по левому. И без того жуткие повреждения корабля стали поистине катастрофическими.

Грохот одних взрывов накладывался на эхо других. Аттик чувствовал раны своего корабля через командный интерфейс, словно это ему самому кривым ножом полосовали ребра. Сиренами мостика «Веритас» кричал от боли.

Но у Железных Рук еще оставался путь побега. Аттикус с силой ударил кулаками по поручню кафедры и взревел:

— Вперед!

И «Веритас» рванулся вперед. В его боку зияла огромная рваная пробоина, сквозь которую космос высасывал из корабля воздух, пламя и крошечные фигуры в доспехах. Крейсер содрогнулся от еще одного торпедного попадания.

Гальба навис над консолью, словно сами экраны были его врагами.

— Пожар распространяется, капитан. Потери — свыше сотни легионеров.

— Во много раз больше, чем пассажиров на тех «Громовых ястребах», — в Аттике клокотала ярость. — Лучше бы нашим гостям стоить этих жертв.

И в этот момент он ощутил, как ярость каленым железом выжигает из его сущности последние крупицы сострадания — слабости, от которой он избавился слишком поздно. И теперь, когда перед его экипажем остался лишь один отчаянный путь, холодное мрачное спокойствие овладело Аттиком.

— Прыгаем.

Гальба уставился на капитана.

— Но ведь корпус поврежден…

— Прыгаем. Сейчас же.

Вспыхнув, заработали варп-двигатели «Веритаса». Истерзанный кровоточащий корабль разорвал ткань реальности. Стоя на мостике, Дурун Аттик думал о будущем — безжалостном и непредсказуемом, как и он сам.

— Когда мы его освободим?

Это были первые слова, которые Крий услышал, очнувшись в тюрьме своих собственных доспехов. Голос был низким и глубоким, словно шум накатывающих на скалы волн. В ожившей вокс-системе шлема потрескивала статика. Но глаза по-прежнему застилала тьма.

— Когда доберемся до края солнечного света, Борей, — отозвался второй голос, который прозвучал чуть поодаль, но все равно близко.

— Он что, тогда очнется? — спросил первый голос, принадлежащий тому, кого назвали Бореем.

— Возможно.

По позвоночнику Крия пробежал слабый разряд электричества. Он ощущал, как в системы доспеха понемногу поступает энергия, но ее все же было недостаточно, чтобы двигаться. Конечно, в этом и состояла проблема. В таком состоянии броня была самой настоящей тюремной камерой. Оптоволоконные жгуты парализованы. Сервосистемы заблокированы.

«Я больше не в Кхангба Марву, — подумал он. Воспоминания о долгих месяцах безмолвия в самой большой тюрьме Терры вспыхивали и угасали по мере того, как обострялось восприятие. — Больше меня не сковывают цепи под горой». Кожей он ощущал электрический пульс вибрации доспеха, ровный и неспешный.

«Я на борту корабля», — догадался он.

Большую часть жизни он провел, странствуя меж войнами средь далеких звезд, и ощущал тягу судна так же отчетливо, как и биение собственных сердец. По крайней мере, это чувство было ему знакомо прежде, чем его вернули на Терру, и еще до того как Крий, лорд Кадорана и ветеран двухвековых битв, стал легионером Железных Рук воинства Крестоносцев.

Прежде, чем его позабыли.

В глазах просветлело, побежали голубоватые цифры. Попытавшись сфокусироваться на прокручивающихся данных, он обнаружил, что не может этого сделать. Болели сочленения плоти и аугментики; скрамблер, с помощью которого его смиряли кустодианцы, замкнул половину соединений.

Он решил конкретизировать ситуацию, в которой очутился. Никакого оружия, кроме собственного тела. Невелика проблема, вот только он не мог контролировать собственный доспех; похоже на то, виной тому нехватка энергии. Аугментика далека от оптимальных параметров. Даже если у него получится восстановить контроль над броней, его боеспособность составит лишь пятьдесят девять процентов. И это в том случае, если на нем не будет никаких оков.