Дмитрий Силлов - Закон якудзы [litres]

Двое оставшихся не сопротивлялись, хотя у каждого за спиной висел автомат, и бежать тоже не пытались. Вместо этого они с тупым упорством фанатиков все равно пытались раскачать таран, хотя сил для этого у них уже было маловато. У меня они тоже кончались, вытекая вместе с кровью, которая уже не брызгала, а хлестала из моей груди. Но всё же я успел разглядеть, как Хащщ, отстрелив голову одному таранщику, разрядил остаток магазина в забрало следующего, и как Японец страшным ударом меча разрубил последнего наискось, от плеча до пояса. Вот уж не думал, что даже легендарный меч в руках ученика якудзы способен рубить броневую сталь. Хотя есть историческое видео, где японский офицер перерубает мечом пулеметный ствол, поэтому кто его знает. Восток, как говорится, дело тонкое. Правда, увиденное вполне могло быть бредом умирающего.

Я знал, что ухожу в Край Вечной войны, с такими ранами не живут. И почему-то мне было не страшно, а, наоборот, легко и спокойно. Оказывается, очень просто отдавать свою жизнь ради действительно хорошего дела. Это по-глупому, из-за ерунды погибать больно и обидно.

А так, как я сегодня, – нормально.

Так – в самый раз…

Я видел, как Японец и Хащщ бегут ко мне, что-то крича на ходу, – но видел уже очень плохо. Черный туман стремительно заволакивал мне обзор, и вот уже не видно за ним ничего, а криков и подавно не слышно…

Мертвая тишина окружала меня в сплошной черноте… которую неожиданно прорвало пятно призрачного света.

Странно.

Неужто не будет Серой дороги, ведущей к Темному порогу, за которым лежит Край Вечной войны? Или уж, на худой конец, страны Токоё, в которую верит Японец. Это всяко лучше для воина, чем пресловутый светлый коридор, в который устремляется сознание умершего, словно подследственный в камеру-«сборку», туда, где ему придется кантоваться неопределенное время, пока некие высшие силы будут решать, как ему сидеть – на «общаке» с его адскими условиями или же на «спецу», где в более комфортной обстановке ждут суда авторитетные люди.

Но того, что произошло дальше, я никак не ожидал.

Из светлого пятна неторопливо вышла темная фигура и направилась ко мне.

Я не видел ее лица, но по походке уже догадался, кто это. Сама Зона решила посетить меня перед смертью. Иногда она принимает образ старой женщины для того, чтобы пообщаться с нами, простыми смертными. Я встречал ее несколько раз на своем пути, после чего обязательно становилось только хуже. Зона суровая мать и не жалеет нас, сталкеров, своих детей, бросая в водовороты всё более опасных приключений.

Кто-то говорит, что так она закаляет нас. Кто-то считает, что испытывает. Я же уверен, что она просто издевается над людьми, рискнувшими бросить ей вызов, придя на зараженные земли в поисках удачи – так же, как Монумент, ее порождение, исполняет желания несчастных простаков таким образом, что лучше б и не желал ничего тот, кто так стремился достичь самой знаменитой аномалии Зоны.

– Зачем же ты тогда спас меня только что, если так плохо думаешь обо мне?

Она приблизилась и встала в двух шагах от меня. Такая же, как и раньше. Годы изрядно согнули эту старую женщину. Ее когда-то зеленое платье было под стать хозяйке – ветхое, выцветшее, местами искусно залатанное… Она опиралась на клюку странной расцветки – ярко-желтую с синей рукоятью, а в левой руке крепко держала плетеную авоську, из которой выглядывали пакет молока, бутылка кефира и батон хлеба, которые в данной обстановке смотрелись странно и неуместно.

Впрочем, ничего удивительного. Что бы ни происходило на свете, Зона не меняется. Время не властно над ней. И даже если нависнет опасность над ее сверкающим сердцем, всегда найдется идиот, который прикроет его своим телом от смертельного удара.

– Не знаю, – сказал я – и удивился. Думал, что выхаркну слова вместе с кровью, если, конечно, сумею их произнести, но ничего такого не произошло. Впрочем, слов тоже не было, как и движения моих губ. Я словно стал частью тьмы, уже поглотившей меня, а тьма, как известно, не умеет разговаривать и плеваться человеческой кровью.

Но, тем не менее, Зона поняла меня.

Ее живые, внимательные глаза цвета черного грозового неба словно смотрели прямо в мою душу, пронзая ее взглядом насквозь, выворачивая наизнанку. Перед таким взглядом не солжешь, не скроешь того, что очень хотелось бы утаить.

– Знаешь, – покачала она головой. – Всё ты знаешь, сталкер. Просто ты такой. Не можешь иначе. Я же тебе всё сказала еще в первую нашу встречу, а ты не услышал. Не захотел услышать и понять. Сегодня ты вновь выполнил свое Предназначение, которое ненавидишь – и которое давно уже стало частью тебя. Как бы ни хотел ты перестать быть самим собой, не получится у тебя это никогда. Ты всегда останешься тем, кто ты есть. Снайпером. Человеком. Потому я тебя и выбрала.

– Выбрала для того, чтобы отнять всё, что мне было дорого? – горько усмехнулся я. – Жизнь не в счет. Она для меня не особо ценна, и ты это знаешь.

– Знаю, – кивнула старушка. – И поэтому я здесь. Чтобы вернуть тебе Долг Жизни, священный во всех вселенных Розы Миров. Сегодня ты спас меня от гибели, поэтому проси всё, что захочешь. Мои возможности не беспредельны, но я постараюсь, чтобы ты получил то, что заслуживаешь.

– Ну да, – хмыкнул я, отчего тьма недовольно колыхнулась, словно черный занавес, потревоженный зрителем, тайком пробравшимся на сцену. – А потом мне или балка упадет на голову вместо денег, или глаза вывалятся, либо превращусь в серебряную статую наподобие Директора…

– Сегодня всё будет по-другому, – покачала головой Зона. – Хочешь, Маша к тебе вернется? Не мутантом, а реальной женщиной. Любящей. Настоящей. Или Рут оживет. Не мертвецом-зомби придет к тебе, а девушкой, которую ты помнишь, хоть и всеми силами стараешься забыть. В нее и любовь к тебе вкладывать не придется, она ради неё умерла. И ты это тоже знаешь.

Зона не изменила себе. Как всегда, била по самому больному. В гробу я видал такую закалку и такие испытания, когда она, распроклятая, даже умереть не дает по-человечески, на пороге чертогов Сестры продолжая мучить!

– Не надо мне от тебя ничего, – глухо проговорил я. – Если я сам не смог изменить свое прошлое, то пусть оно останется в прошлом. Но коли и вправду хочешь помочь, отправь Японца к его дочери. Она единственное, что у него осталось.

Зона молчала, внимательно глядя не меня, словно ученый, изучающий невиданного ранее мутанта.

– Не понимаю я тебя, сталкер, – наконец проговорила она. – Почему ты всегда и всех просишь за других? Не пора ли о себе подумать?

– Чего уж тут думать? – невесело хмыкнул я. – Поздно думать-то. Помираю я, Зона. Если только уже не помер и ты со своими беседами есть не что иное, как посмертные глюки сдохшего мозга, что-то типа конвульсий. Последнего дрыганья напоследок.