Дмитрий Силлов - Закон якудзы [litres]

– Зато у Снайпера теперь два ножа, – проворчал Хащщ. – Хотя старый мне нравился больше. И клинок поуже, и полегче этого будет, а значит, как следствие, в бою маневреннее.

– Держи, – сказал я, отстегивая от пояса нож Андрея Мака и протягивая мутанту. – Дарю. Его сделал хороший человек, так что не используй этот нож во зло.

– Да как можно? – возмутился ктулху. – Если только по-доброму какому гаду горло перерезать. Ну или там колбасы настрогать. Конечно, во зло не буду, как можно? Если только сейчас выживем, в чем я сильно сомневаюсь.

Усиленная эхом тоннеля дробь, выбиваемая из пола подкованными берцами, приближалась. Судя по звуку, сюда ломится не меньше роты.

Конечно, сейчас бы гранаты не помешали. Но гранат у нас не было. А было три автомата, в одном из которых я сейчас лихорадочно устранял утыкание патрона. Хорошая машинка MP5, но уж больно европейская. Капризная и со своими закидонами. Которые в бою могут стать фатальными для владельца этого оружия. Чем больше воюю, тем чаще убеждаюсь, что нет на свете автомата лучше нашего российского «калаша».

Хоть и понятно было, что даже с тремя автоматами против роты вооруженных бойцов нам ловить нечего, но всё ж готовились мы к встрече – а как иначе? Вон Японец на одно колено встал, ловя в прицел выход из тоннеля, Хащщ вообще залег, заправив ротовые щупальца под приклад, чтоб не мешались при стрельбе. Да и я, справившись с проблемой нажатием на рукоятку затвора, снял его с задержки. Автомат вкусно клацнул, готовый к стрельбе. Что ж, надеюсь, на этот раз он не подведет.

Первые силуэты появились из тоннеля и, завидев нас, немедленно принялись стрелять. Но на бегу это хуже получается, чем со стационарной позиции, подготовленной заранее.

Три наших автомата замолотили одновременно, плюясь злыми, короткими очередями. Кто-то закричал и упал. Те, кому повезло больше, шустро залегли и открыли ответный огонь. Беспорядочный. Неприцельный. Так называемый заградительный. Чтоб мы тоже залегли и смирно ждали, пока численно превосходящий противник обойдет нас с двух сторон, возьмет в клещи и спокойно расстреляет, словно в тире. Известная тактика, которой я ждал.

– Отходим к Монументу! – проорал я. – За него! Быстрее!!!

План был не так уж плох. Тогда бы свет, исходящий от Монумента, слепил тех, кто пытался нас подстрелить со стороны тоннеля. Плюс сама аномалия загораживала нас от стрелков. А мы б могли без проблем отстреливать тех, кто пытался нас обойти. Долго ли? Да кто ж его знает. Но другого плана всё равно не было.

А лучше бы был. Потому, что нападающие запаслись гранатометами. С осколочными выстрелами. Как минимум двумя. Хотя нам бы и одного за глаза хватило.

Первый выстрел, прошелестев над нашими головами, улетел куда-то далеко, в недра огромного зала. А вот второй долбанул прямо в Монумент, который почему-то довольно сильно трещал всё это время, словно кто-то ломал его изнутри. Осколки просвистели над нами, некоторые из них с визгом отрикошетили от пола…

И тут же сквозь зубы застонал Японец. Твою ж душу! По ходу, зацепило его! А там, возле выхода из тоннеля, двое гранатометчиков уже наверняка неторопливо так, основательно перезаряжают свои РПГ. Чего им суетиться, когда их куча автоматчиков прикрывает. А нас – только Монумент, который того и гляди развалится, почти напрочь развороченный тараном.

Я бросился к Японцу, мельком бросив взгляд на аномалию – и удивился. Монумент больше не был покрыт сетью трещин. Последние мелкие прямо на глазах затягивались на нем, и одновременно в глубине аномалии, практически уже полностью самовосстановившейся, зарождалось что-то. Очень яркое, похожее на маленькое белое солнце, на которое уже сейчас невозможно было смотреть.

Да я, в общем-то, и не собирался его рассматривать. Сейчас мне гораздо более важно было выяснить, что с Японцем. Которому явно было не особо хорошо. Правая рука у него повисла плетью, а выше локтя на черной одежде стремительно расплывалось еще более черное пятно – и при этом Виктор пытался стрелять с левой, перехватив в нее компактный автомат. Погано, ох как погано! Если рукав так быстро темнеет, значит, скорее всего, плечевую артерию рвануло. Сейчас главное – перетянуть руку выше раны, а потом…

Потом это только в кино с героями всё зашибись после таких ранений в плечо. А в жизни если человека сразу не определить в очень хорошую больницу, где есть не только хирургический корпус, но и отделение микрохирургии, то рука обычно подлежит ампутации. Если не сразу, то через несколько дней точно, когда в ней ниже травмы начнутся необратимые процессы вследствие отсутствия нормального кровотока.

Всё это промелькнуло у меня в голове, пока я несся к Японцу под свист пуль, на бегу забросив за спину автомат и доставая из нарукавного кармана жгут, который опытный боец запасает первым делом вместе с аптечкой и лишь потом начинает заниматься оружием и остальным снаряжением.

Я понимал, что сейчас реально работает по врагу только автомат Хащща. Но и Японца я не мог оставить истекать кровью. Поэтому сделал выбор. Конечно, неразумный в данной ситуации с точки зрения тактики боя – но, с другой стороны, воевать против роты штурмовиков изначально было не слишком здравой идеей.

– Прикрывай! – заорал я Хащщу, падая на брюхо возле Виктора. Перетянуть раненую руку можно и в столь неудобном положении, а так всё меньше вероятности, что меня самого заденет. Тогда и первую помощь оказывать будет некому.

– Какой нах «прикрывай»? – рявкнул в ответ мутант. – Они с двух сторон обходят, а те уроды сейчас из гранатометов снова шарахнут!

Я и без Хащща знал, что нам кранты. Но всё равно мотал жгут руками, скользкими от крови Виктора, которая толчками била из рваной дыры в рукаве. Настоящий сталкер всегда обязан бороться до конца и за свою жизнь, и за жизнь товарища, которая порой важнее своей бывает. Иначе какой он на хрен сталкер?

А потом снова долбанули гранатометы. Почти одновременно, двойным характерным хлопком, который ни с чем не спутаешь.

Они не могли промахнуться. Мы были прижаты огнем к бетону, и по вспышкам выстрелов Хащща гранатометчики теперь точно знали, куда стрелять.

Они и не промахнулись…

Яркая вспышка резанула по глазам, всё тело пронзила острая, нестерпимая боль. И сразу же следом я почувствовал, как этот мир, эта реальность стремительно отдаляется от меня, будто мое тело вырвали из нее – и выбросили в пустоту, как чужеродный элемент, причиняющий лишь беспокойство и потому совершенно не нужный…

Удар был болезненным. Не таким страшным, конечно, как тот, что я пережил мгновение назад, но довольно чувствительным. Я рухнул спиной на что-то твердое и рефлекторно выругался: