Сергей Вольнов - Зона Посещения. Сойти с обочины [litres]

Он шел по пятам за нею, она это знала, но сначала не придала значения. Ну, подумаешь, идет и идет, может, ему в ту же сторону, по своим делам? Но когда людей поблизости больше не осталось, и к тому же девушка окончательно сообразила, что занесло ее в незнакомую часть города… она не выдержала, сорвалась и побежала.

И он неотступно преследовал ее! Даша не видела его за многочисленными поворотами, оставленными позади, но почему-то знала каким-то крайним чутьем, что неизвестный гонится за ней. Мужчина среднего роста, судя по крепкому телосложению, он мог быть спортсменом, но лицо его изуродовали страшные рубцы; с таким уродом ни одна нормальная женщина по своей воле не поцелуется… Но еще ужаснее, неожиданно, было даже не его физическое уродство, а некая тень одиночества, отбрасываемая всем его обликом. Он показался отдельным от всего мира, как явление из иной Вселенной.

Именно так чувствительная девушка восприняла образ, и он напугал ее сильнее, чем уродливые детали внешности преследователя и осознание собственной беспомощности перед угрожающим злым умыслом. На его лице застыл октябрь – погибшее лето и вечное, беспросветное отчуждение холода впереди…

Она заскочила в какой-то двор, прижалась к стенке, восстанавливая дыхание. Осмотрелась и обреченно поникла. Тупик. Вокруг стены, каждая высотой метров пять, на такую верхотуру не залезешь без специальных условий. Неприятный морозец прошелестел по всему телу.

Даша подробнее осмотрела глухой угол, в котором оказалась не по своей воле.

Промелькнула тайная надежда: может, он все-таки отстал, потерялся на одной из развилок и здесь не найдет ее?.. Девушка заметила кем-то поставленное возле боковой стены зеркало и, повинуясь инстинктивному женскому любопытству, подошла глянуть… И подкожный кошмар внезапно обжег ее! В отражении сзади, за своим плечом, она увидела то самое ужасное лицо, от которого так старательно, изо всех силенок пыталась скрыться…

Исполненная ужасом, она распахнула глаза и пришла в себя, лежа в постели! В номере еще царил полусумрак – раннее утро. Уже в первые секунды Даша поняла, что всего лишь увидела кошмарный сон, но еще какое-то время ей было не по себе.

Она повернулась на другой бок, лицом к подруге, и попыталась снова погрузиться в сон, но физиологическая потребность организма не давала покоя. Наконец девушка пресекла внутреннюю борьбу между ленью и малой нуждой, выползла из-под одеяла и, просунув ноги в белые гостиничные тапочки, поплелась в ванную. Там, проделав все, что нужно, она шагнула к зеркалу и посмотрела на свое отражение: красные круги под глазами, растрепанные волосы, заметный след от подушки на щеке.

Кроме нее, в зеркале никого живого не виделось, впрочем, она и не ожидала кого-то там узреть. Она уже давно не верила в то, что воображаемые монстры существуют в реальной жизни, все-таки ей было девятнадцать лет от роду, а не пять-шесть.

Вернувшись в номер, Даша присела на свою кровать и посмотрела в окно; вторая кровать, на которой спала подруга, стояла позади, ближе к выходной двери. Сумерки в номере на глазах рассеивались – летом в Москве по обыкновению светало в четыре-пять утра. Не белые ночи, как в Питере, но периоды ночной темноты очень короткие.

Девушка тихо, чтобы не тревожить подругу, добыла из тесного гостиничного холодильника остатки вчерашнего пива, «промочила горло», оставила пустую бутылку возле одутловатого пакета с мусором, зевнула и снова залезла на кровать. Однако не легла, а уселась, скрестив ноги; взяла фотоаппарат, лежавший на тумбочке, и принялась пересматривать снимки, скопившиеся за прошедшие несколько дней.

Да, недавно приехали в Москву, а уже сотни и сотни фотографий! В одной только Третьяковской галерее получилось около трехсот. Москва сама по себе – невиданная мощь, как историческая, культурная, так и индустриальная. Больше всего она впечатляет, когда приезжаешь в первый раз, город поражает огромностью, бешеным ритмом, масштабностью, стариной. Попав сюда, ты как будто напрямую соприкасаешься с той самой загадочной русской душой… Где-нибудь в далекой русской деревне или провинциальной глубинке о ней только ходят толки, что она есть, но никто не знает достоверно, что это такое. А именно здесь, в столице, она предстает в действии, в движении, в жизни, во всей красоте и широте.

Третьяковка – натуральный лабиринт, где можно заблудиться, разделенный на множество разноплановых отделов: античности, возрождения, русской живописи, современного искусства и так далее. Миф о том, что если рандомный среднестатистический посетитель решит обойти полностью галерею и при этом будет останавливаться у каждого экспоната хотя бы на одну минуту, то ему не хватит на это всей жизни, припоминать было излишне.

Поэтому Даша в компании с подругой Светой стремилась главным образом отыскать конкретные, наиболее важные, по ее разумению, экспонаты, о которых она была наслышана (и читала) ранее, до приезда в Москву, и которые всю жизнь мечтала увидеть вживую (негрубый непреднамеренный каламбур). Дарья давно и всерьез интересовалась живописью и видела свое место в этом мире именно в качестве художника. Поэтому явления и события воспринимала через призму своего импрессионизма, напрямую получаемых впечатлений.

Экспонаты ее не разочаровали. Пожалуй, стоило провести молодость в социальной дыре, глухой провинции, чтобы теперь приехать сюда, в этот духовно богатый край, и оценить по достоинству шедевры искусства. Сейчас она зачарованно смотрела на фотоснимок меланхолической картины «Апофеоз войны». Голое поле, в центре плана – насыпь побелевших человеческих черепов, на которой торжествующе расселись вороны. Картина была написана в 1871 году. Мрачный посыл этого произведения пробирал изнутри, стимулировал переоценить свои жизненные установки…

Наконец, оторвав взгляд от картины, Даша отложила фотоаппарат, потянулась, встала и облачилась в спортивный комплект. Луч золотистого утреннего июльского солнца озарил комнату.

Ехать в академию было еще рано, хотя она планировала поездку именно на сегодня. В этом и заключалась цель их с подругой приезда – они банально приехали поступать. Первые дни, конечно, нужно было позволить себе адаптироваться и погулять по городу, тем более времени еще предостаточно, только самое начало месяца, но все равно с подачей документов лучше не затягивать, все-таки «це дело ответственное и важное», поэтому решено было идти сегодня. Так говорил ее папа, и неудивительно, что слово «це», то есть «это» – как и другие колоритные вставки, – в речи и мыслях Даши проскальзывали часто. У девушки были украинские генеалогические корни (характерная «западэнская» фамилия, которой она дуже гордилась, подтверждала) и множество родственников на юге. Ее отец родом из Украины, вырос в УССР, но в юности вместе с родителями переехал в Россию.