Алекс Маршалл - Пепел кровавой войны

— Я уже поняла, — сказала София, все острее чувствуя себя пленницей, пока они спускались мимо светильников с рыбьим жиром, установленных в нишах колодца. Она повысила голос до крика, чтобы Борис услышал сквозь долетавшую снизу какофонию. — Удивляюсь, как они не перебили друг друга!

— Еще не вечер! — прокричал в ответ Борис и, добравшись до конца лестницы, поприветствовал еще одного охранника: — София жива!

— Что это за место? — спросила София, разглядывая огромный зал, грубо высеченный в обсидиановом сердце горы.

От мерцающего моря фонарей, что держали тысячи рук, поднималось густое облако чада, но, судя по эху, так и не добиралось до высокого свода.

— Здесь хотели устроить гетто, — объяснил Борис. — По приказу короля Калдруута. Он решил очистить трущобы. Загнать сюда таких, как я. Но вы его остановили!

— Кто остановил?

У Софии звенело в ушах, и это было похоже на…

— Вы! Когда стали королевой! Вспомните!

Он скорее приказывал, чем просил, и, конечно же, из самых дальних закоулков памяти Софии тут же донесся ответ. Калдруут осуществил столько своих демонски глупых идей, что ей действительно пришлось со всей строгостью проследить за тем, чтобы все это прекратилось.

— Почему вы встречаетесь именно здесь? Это какой-то символ?

— Единственное помещение, где все могут поместиться.

— Ага. — София припомнила еще один свой указ, направленный против Калдруута и продажных политиканов, и сказала: — Я знаю более удобное место.

— Да?

Борис забеспокоился, как будто у него возникли подозрения, но не решился их высказать, опасаясь разрушить свою мечту.

— Получай ключи от замка, товарищ! — выкрикнула София, а Мордолиз одобрительно гавкнул.

Как отнесется Индсорит к наводнившей замок Диадемы толпе — вот уж вопрос так вопрос. Но София надеялась, что девочка одобрит ее решение. В конце концов, Индсорит была одной из двух самых умных монархов, когда-либо управлявших Багряной империей.

Эти необычные ангелы обладали своеобразной пугающей красотой, изяществом Падшей Матери, очевидном даже в изуродованных порочностью отца формах. Ни огромных летучих серафимов, ни оседлавших их молчаливых солдат не было в тех видениях, что открылись И'Хоме в День Становления, но эти существа в черной чешуе, вероятно, состояли в родстве со стаей херувимов, которых она узрела, когда Врата Диадемы превратились в мерцающее окно в рай. Но даже если бы она видела их во время ритуала или позже, в повторяющихся снах, зрелище не стало бы менее ошеломляющим. Разве может смертный подготовиться к облику божественного? Глядя в благоговейном страхе на серафима, несущего ее в Сад Звезды, И'Хома потрясенно думала о том, как описать его в словах или даже в мыслях; он просто явился ей во всем своем овеянном крыльями и щупальцами величии.

Когда он поднял И'Хому с носа корабля и унес по воздуху, она ощутила такой экстаз, какого ее сердце никогда прежде не знало, и, глядя сверху на свое новое королевство, поражалась, насколько все здесь знакомо и в то же время загадочно. Вместо мирских кораблей гавань Алуна заполнили огромные, поросшие ракушками левиафаны, что покачивались на воде возле белых каменных опор, а на спинах гигантов толпились воины в черной броне. Вскоре древний город остался позади, и, пока ангельская свита несла И'Хому вглубь страны, ее согревала уверенность в том, что она заново переживает видения, открывшиеся ей во Вратах Диадемы… в какой-то мере.

Вместо того чтобы отправиться прямо к ангельскому воинству Всематери, дожидающемуся, когда его пошлют очищать Звезду от греха, она улетела к далеким изумрудным горам, а затем опустилась во влажное устье пещеры. Неуверенность, возникшая было от такого несовпадения с пророчеством, мгновенно испарилась, когда она заметила столпившихся у стен ее нового святилища херувимов в эбеново-черных панцирях, с лицами цвета слоновой кости, точно таких же, как в прежних видениях. И'Хому опустили в бассейн, где незримые духи избавили ее от мирских одеяний; митра и скипетр тоже остались там, когда ее плоть отмыли от грязи и натерли пряными маслами. Это было волнующее ощущение. Наконец ее одарили рукавицами из паутины и церемониальным ярмом, сплетенным еще одним ангельским чадом Падшей Матери, и повели по сверкающим тоннелям к трону, откуда она будет управлять Садом Звезды. Прогулка оказалась более длительной, чем рассчитывала И'Хома, а крепко стянувшая шею петля мешала глубоко вдохнуть влажный воздух, но это были суждения смертного, и она отогнала их прочь… или, по крайней мере, попыталась. Она откровенно не ожидала, что в доме святости окажется такой сильный запах или что построен он будет из пульсирующей плоти. И'Хома привыкла не удивляться удивительному, поскольку сама являлась живым чудом, но, с каждым шагом углубляясь вместе с эскортом в потустороннее царство, ощущала растущее беспокойство.

И в этом, очевидно, заключался какой-то смысл. По наивности она предполагала, что последним ее испытанием станет прибытие в гавань, пока не увидела первого ангела. Падшая Матерь, представив Сад своей наследнице в столь кошмарном обличье, дала И'Хоме возможность еще раз подтвердить, что она достойна своего предназначения, и пройти с гордостью и уверенностью по этим диковинным коридорам. Она не должна бояться. Не должна. Все здесь принадлежит ей по праву рождения, и как только она воссядет на трон Всематери, то сразу увидит подлинную картину рая.

Ну конечно же! Вот в чем все дело! Глупо было думать, что глаза смертного способны узреть истинное величие небес, — грешник видит только грех, куда бы ни посмотрел, и, все еще находясь в плену плоти, она способна различить вокруг себя одну лишь плоть. Скверна Звезды все еще застит, подобно вуали, ее глаза, и необходимо избавиться от этой маски, но ритуал очищения, очевидно, еще далеко не закончен.

Пусть же испытания продолжаются!

И'Хома распрямила плечи и широко улыбнулась, хотя веревка херувимов все еще царапала смертную шею. Она родилась грешницей, как и всякий другой человек, но Падшая Матерь выбрала ее, чтобы возвысить над родом человеческим. Воплотившая в себе шесть священных добродетелей, она каждый день, с тех пор как научилась говорить, читала по шестьдесят шесть молитв. И вот теперь награда лежит перед ней.

Наконец эскорт в почтительном молчании доставил Черную Папессу в наос огромного собора. Ангельское дитя, соткавшее ярмо и рукавицы, спустилось с потолка и перебралось на обнаженную спину И'Хомы. Она постаралась восстановить дыхание, готовясь узреть новые чудеса, а маленький херувим обвил длинными лапами ее грудь и ребра.

Но это не был обычный собор. Вдали, за удивительным садом из мерцающих вееров, раскинулось пылающее озеро, посреди которого возвышался дворец из кости и плоти. Вершина зиккурата расплывалась в тумане испарений, что поднимались от дымящейся поверхности величественного зала, но И'Хома заранее знала из гимнов Цепи, что ее ожидает. Там было написано, что трон Всематери возвышается над огненным озером, и вот еще одно пророчество сбылось. Черная Папесса вернулась домой.