Артур Темиржанов - Человек, который построил Эдем

— Не стреляйте!

— Бей их! Бей, скорее!

— Они убьют всех нас! Мы все умрём!

До других охранников Сабрине было не дотянуться. Едва принцесса попыталась прорваться, как толпа снесла её в сторону. Паника обняла людей как вредная тётушка, дающая плохие советы. Взрыв насилия в одном конце зала поджёг фитиль в другом. Сабрина бросилась на кресла, спасаясь от давки. Мелькали озверевшие белые лица, покрасневшие белки глаз, скрюченные руки. Охранников взяли в кольцо и начали давить. Бойцы завопили, заверещали от страха и боли. Их молотили руками, ногами, кто-то выдавливал им глаза и тянул за уши. Их буквально разрывали по частям. У входа ещё пытались сопротивляться вооружённые пистолетами шавки Тореса, но они не протянули и минуты. Сабрина улыбалась, слушая их крики.

Директор пытался предотвратить кровопролитие, но сам же дал ей все инструменты. Она уже чувствовала вкус расплаты. Ничего слаще она ещё не пробовала.

Прыгая через кресла и наступая на чьи-то плечи, она двигалась к сцене, где сжались от ужаса её актёры. Они ей больше не нужны — неспособные драться, жалкие и тупые. Но они сыграли свою роль, создав нужную атмосферу, настроив людей на определённую волну. «Нельзя упускать такой момент, — думала Сабрина. — Если не направить энергию толпы в нужное русло, она просто рассеется».

Ожили рупоры, висевшие под потолком. Из них раздался голос директора, звеневший от напряжения:

— Внимание, всем рабочим Приюта! Говорит директор Зигфрид Торес! Нападение на охранников и сопротивление Божьему Порядку карается смертью! Но я более чем милосерден. Сдавайтесь, выходите из зала с поднятыми руками, и вас пощадят! Я гарантирую вам безопасность и амнистию!

Камеры и микрофоны служили директору, а Сабрине — паника и страх. Принцесса выскочила на сцену, распростёрла руки и начала вещать, что было мочи:

— Не слушайте его! Директор лжёт, чтобы заставить вас подчиниться! Посмотрите, что произошло. Охранники открыли стрельбу, а значит, им плевать на ваши жизни! Думаете, Торес сдержит свои обещания?! Как только он добьётся примирения, все вы окажетесь в условиях худших, чем раньше! Ваши дети и дети ваших детей будут угнетаться в этом поганом месте!

— Она права! — крикнул кто-то из толпы, пока остальные гомонили.

— Нет! Нам нельзя сопротивляться!

— Давно пора, мать его!

— А что будет дальше?!

— Нам некуда идти! Какая разница?

— Сабрина Лоренс — оппортунистка, — громогласно произнёс Торес. — Она толкает вас в пучину ненависти, чтобы спастись самой. Ради такого человека вы хотите умереть?

— Я поведу вас! — закричала принцесса. — Идите за мной! Вперёд! И я покажу вам, как нужно драться! Я освобожу вас от этих грёбаных стен! Давайте!

Она соскочила со сцены, слушая одобрительные возгласы. Толпа расступилась, освобождая проход. Подняв шоковую дубинку и пистолет мёртвого охранника, Сабрина ушла вперёд, слыша, как надрывается директор над микрофоном. Но его никто уже не слушал. Толпа устала. Толпа жаждала крови.

У входа забрезжили серые комбинезоны с красными повязками на руках. Сабрина не ошиблась — её ждали активисты профсоюза. Десять человек во главе с Георгием, вооружённые щитами для подавления восстаний и пистолетами. Повисло неловкое молчание, некоторые рабочие сделали боязливые шаги назад. Сабрина не сдвинулась с места. Нахмурившись, она прицелилась в Георгия.

— Всё-таки выбрал сторону директора, а? — процедила она.

Но эмигрант лишь засмеялся в ответ:

— Нет. Подумал, что тебе может понадобиться помощь. Диомед ушёл дальше.

Сабрина услышала судорожные выдохи облегчения у себя за спиной, но и не вздумала показать, что обрадовалась. Кивнув Георгию, она пошла вперёд, бойцы профсоюза влились в клин толпы. Эмигрант спрятался за левым плечом Сабрины и что-то протянул ей. Принцесса быстро схватила предмет и сунула в карман.

— Это то, что я думаю? — буркнула она.

— Да. Ручная граната.

— Откуда ты её достал?! — зашипела Сабрина.

— Кто-то взломал базы данных утилизаторов, — пробормотал Георгий. — Теперь там можно печатать оружие. Любое, мать его так, вплоть до пулемётов!

Принцесса еле удержалась, чтобы не затормозить. Но нужно было двигаться, дойти до лифтов быстрее, чем туда нагрянут молодчики Тореса.

— А охране?

— Им закрыли доступ. Ребята всегда распечатывали оружие перед тем, как его использовать. Теперь они остались без ничего: только дубинки, да старые щиты. Зато любой рабочий может заказать себе ствол, гранату, а если захочет, то и сраный гранатомёт!

Голос эмигранта дрогнул.

— Сабрина, что ты сделала?

— То, что давно должна была.

По одному взгляду эмигранта Сабрина поняла всё. Обжигающий душу, полный обиды и страха, но при этом понимающий, даже прощающий. Георгий знал — против такой толпы не пойти. А если не можешь драться с чем-то, то присоединись к ним.

— У тебя тоже есть доступ?

— В том-то и дело, — Георгий огляделся. — У меня есть. А у остальных бойцов профсоюза нет. Будто кто-то специально выбрал меня. Так что я по-быстрому напечатал, сколько мог, пушек и щитов для ребят.

— Кем бы ни был наш благодетель, надо сказать ему спасибо.

Тесные коридоры вели их мимо оставленных постов охраны и опустошённых бараков — все рабочие решили прийти на пьесу. Сабрина чувствовала, как напряжение давит железным сапогом ей на грудь. Перестало хватать воздуха, и она дышала всё глубже и глубже. Обшарпанные стены рисовали в её мозгу фантастические картины печального исхода дня. Что же, лучше она умрёт, чем будет жить так дальше. Главное — попытаться вытащить Лиз до того, как Приют закроётся.

Не прошло и пяти минут, как бунтовщики вышли к лифтам. Там их уже дожидался Диомед. Увидев Сабрину, он отошёл в сторону, и принцесса ахнула:

— Это то, что я думаю?

— Если ты подумала о пулемёте на треноге, то да, — огрызнулся лысый здоровяк. — Охрана сейчас попрёт из лифтов — и молись Богу, чтобы не активировались охранные системы, когда драка кончится.

— Почему?

— Тогда весь Приют поделится железными дверями на маленькие комнатки, в которые начнёт закачиваться усыпляющий газ. Держи, — он протянул Сабрине сумку. — Внутри противогаз. Если двери закроются, понадобится что-то для резки металла. Я думаю…

Не успел он договорить, как в длинном белом холле раздались громкие звонки — одновременно прибыло шесть лифтов. Двери раскрылись, и Диомед, не мешкая, бросился к пулемёту. Передёрнув затвор, он нажал на гашетку. Сабрина еле успела прикрыть уши, прежде чем обрушился ревущий шторм лязгающего металла.

Вывалившихся из тесных кабинок охранников срубило как соломинки. Пули пробивали тела насквозь, выворачивали кишки, отрывали руки, ноги, вскрывали черепные коробки. Лицо Диомеда освещалось вспышками, и по его выражению Сабрина поняла: он этим не наслаждается. В его шпиговании свинцом охранников не было жестокости, лишь выверенная, чёткая методичность; будто он, как доктор, на весах отмерял, сколько пуль прописать каждому противнику. Люди дёргались, вопили, извивались в агонии, а затем затихали навсегда.