Артур Темиржанов - Человек, который построил Эдем

— Такая система преступна, — прошипела Сабрина. — Все могли бы быть счастливы, если бы не Семьи. Они забрали все ресурсы и поделили их между собой! Они заперли людей в Приютах, вынудили выбивать себе место под солнцем! Посмотри на Божий Порядок: раньше мы жили в гармонии и равенстве. Пока что-то не изменилось. Пока не пришёл Синдикат.

— Немногие умеют разумно распределять богатства, — Георгий покачал головой. — Мы не равны с рождения, принцесса. Дай идиоту его долю — так потратит зря или будет сидеть до последнего, пока реально способные что-то изменить страдают от дефицита ресурсов.

— Со всеми можно договориться, — парировала Сабрина. — Главное — начать сначала. Дать всем всего и поровну. Таланты всё равно не пропадут.

— Как не исчезнут и грабители, — пожал плечами эмигрант. — Уж поверь мне, принцесса. Мои родители рассказывали, как им приходилось выживать во Вне, пока они не нашли Город. На нашей земле тоже пытались всем дать всего и поровну — да только нашлись ублюдки, которые посчитали себя равнее всех. Они просто силой отобрали у остальных их долю, так что многим пришлось бежать. Оставшиеся, в конце концов, передрались между собой, пока не осталось вообще никого.

— Можно создать независимую организацию, что будет следить за распределением, — сказала Сабрина. — Пусть они будут наблюдать за всем, сохранять справедливость.

— Ты просто заложишь основы будущей элиты. Рано или поздно, придёт алчный умник, и использует силу в своих целях. Ему тоже нужны будут помощники. Их он отберёт из самых верных, поделит между всеми обязанности — и получит Синдикат.

— Почему ты так уверен в этом? — спросила Сабрина.

— Потому что человечество не меняется, — ответил Георгий. — Даже здесь, в этой чёртовой дыре мы образцы цивилизованности. Но в душе мы другие. Звери с человеческим лицом.

— Ты совсем не веришь в людей, — произнесла принцесса.

— После того, как мои соплеменники избили мою любимую? — зло спросил Георгий, и в глазах эмигранта загорелся огонь ненависти. — Из-за того, что она пыталась убедить их не воевать с профсоюзом? Нет, чёрт возьми. Это место… Оно меняет нас. Оно нужно системе — но не мне. Я уже три года здесь, и я дико устал. Торесу нужна хорошая встряска.

— То есть ты не с профсоюзом? Ты правда веришь в то, что говоришь с трибун?

— А разве по нашему разговору это не было понятно? — возмутился Георгий, скривив маленький некрасивый рот. Его и без того выпученные глаза, казалось, выкатились ещё сильнее. — Многим не нравятся методы директора, но они просто плывут по течению. Если постараться, их энергию можно направить в нужное русло…

— Ты имеешь в виду…

— Твои пьесы. Я слышал, новая на подходе?

Сабрина встрепенулась.

— Я разговаривала с Паркером и Мэйсоном. Они дали добро на показ. Посчитали, что постановка роли не сыграет.

— Сыграет, — убеждённо произнёс Георгий. — Если показать её на правильной сцене. Скажи, что ты думаешь о зале профсоюза?

Она уже сильно опоздала, хоть и понимала — премьера прекрасно пройдёт и без неё. Сегодняшняя смена, как назло, растянулась на час больше. Наверняка они уже начали. Хорошо хоть актовый зал тоже находился на минус четвёртом этаже, иначе бы она застряла в очереди к лифтам.

Сабрина торопилась за кулисы, проходя по коридору мимо костюмерных и гримёрок. С удовлетворением она отметила, что маленькая комнатка, отведённая под реквизит её пьесы, почти пуста. Принцесса потратила все свои немногочисленные сбережения на печать костюмов, от которых актёрская труппа впала в ступор. Концепты Елизаветы сыграли свою роль, и шмотки получились просто отменные. Но больше, чем тряпками, актёры восхищались новым сценарием. Сабрина чуть-чуть доработала его, прежде чем заново начать репетиции. Благо, времени оказалось полно.

«Всё или ничего», — подумала она. Если её пьеса выстрелит, у Тореса возникнут огромные проблемы. Сабрина потратила полгода, чтобы понять — слово чаще ранит сильнее меча, и одной вовремя сказанной фразой можно добиться большего, чем реками крови.

— Принцесса? — послышался тихий голос за спиной, и Сабрина дёрнулась. Посреди коридора стоял мальчуган примерно одного с Лиз возраста. Из-под взлохмачённых густых тёмных волос на неё смотрели голубые глаза. На мальчишке была школьная форма — пиджак с брюками, да белая рубашка с галстуком. В руке он держал бумажный свёрток.

— Ты ведь Вильгельм, не так ли? Вилли Коул? — поинтересовалась Сабрина. Школьник зарделся.

— Только Лиз зовёт меня так, — произнёс он.

— Что ты здесь делаешь?

— Она просила передать вам…

Он подошёл поближе и разорвал бумажный свёрток. Внутри оказалась алая роза.

— Она её сама вырастила, — сказал Вильгельм. — Сказала, что хочет преподнести её вам, когда придёт настоящий успех. И передала извинения, что не сможет спеть. Скоро экзамены, ей нужно готовиться.

— Настоящего успеха ещё ждать и ждать… — пробурчала Сабрина. — Скажи, что я очень благодарна. Ничего страшного, спеть она ещё успеет.

Сабрина взяла цветок и поспешила отойти. Но не успела завернуть за угол, как Вилли окликнул её. Обернувшись, Сабрина заметила, каким взволнованным кажется мальчишка.

— Мой брат, — сказал он, — обещал вытащить меня отсюда. Но я знаю, что это ложь. Он уже не вернётся за мной. Да и зачем? Но вы… вы сказали Лиз, что сумеете выйти. Это правда?

— Абсолютная, — кивнула Сабрина. Мальчик потёр щёку.

— Вы хотите восстания, не так ли? — Вильгельм побледнел. — Вы можете погибнуть. Все мы можем погибнуть!

— Пока, Вилли, — сказала Сабрина и ушла дальше по коридору. Только дурных напутствий ей сейчас не хватало.

Она обошла сцену и вышла в зал как раз в тот момент, когда постановка уже заканчивалась. Николь и Эйден, её два главных актёра, сидели на полу, окружённые множеством других, игравших их уже взрослых сыновей и дочерей.

— Мы не сами обрекли себя на жизнь, полную страданий и тяжёлой работы в поте лица, — бормотал Эйден, чей герой был при смерти. Он надсадно закашлялся. Под седым париком, фальшивой бородой и богатыми одеждами невозможно было рассмотреть двадцатилетнего паренька, который играл персонажа намного старше. Бутафорский венок на его голове казался почти настоящим. — Нас заставили. А ведь там было всё, что душа пожелает! Он сказал нам: «Плодитесь и размножайтесь!» Но мы утратили рай. Нас обманули. У нас отобрали то, что принадлежало нам по праву! Никто не должен был ни в чём нуждаться! Мы не могли согрешить, если бы нас не увели с пути!

Николь наклонилась к умирающему мужу и повернулась к детям:

— Нам обещали, что мы сможем вернуться, если раскаемся в своих грехах. Я думала, что Он наказывает нас, пока не поняла — это урок. Он не хотел, чтобы мы были послушным скотом. Он дал возможность достигнуть Его вершин — и мы ею воспользовались. Разве это не стоит того, чтобы умереть?