Вера Ковальчук - Северянин

— Если уметь, то можно, — девушка смотрела на него с улыбкой. — Вино можно приготовить из чего угодно.

— Ладно. Поверю. Скажи-ка мне, а чем мы теперь должны заниматься? Что там по обряду положено?

— Всем, чем угодно. Всем, что тебе захочется.

— Прямо-таки всем? — заулыбался скандинав. Удивительное дело, но с этой девушкой он чувствовал себя совершенно свободно и уютно, как ни с одной другой.

— Делай все, что захочешь. На эту ночь ты — мой супруг.

— Вот как… Хоть сказала бы, как тебя зовут.

— Маха.

— Странное имя…

— Возможно, — рассмеялась девушка. — Ешь.

— Подожди, а что оно означает?

— Всего лишь «поле». Ешь!

Он охотно принялся за еду, запивая ее большими глотками дубового вина. Последнее оказалось весьма крепким, и уже к концу трапезы викинг поймал себя на мысли: «Однако, и надрался же я»… Напиток казался ему все вкуснее и вкуснее, и терпкость, которую он ощущал вначале, стала пропадать. Необычно подействовало на него это питье — он уже и забыл, как пил крепкое нейстрийское вино и хмелел от него столь же стремительно, — и конец трапезы запомнился ему лишь как серия рваных образов и картин. Вот он пытается угостить сыром Маху, вот она подливает ему напитка, скребя черпачком по дну жбана, вот он прикасается губами к ее губам, сладким от сыра, а может, и от какого-то еще лакомства, появившегося на платке чуть позднее.

Под утро он проснулся на лугу, головой на кочке, укрытый толстым шерстяным плащом и, видимо, рефлекторно завернувшийся в него ночью. Легла роса, увлажнив лицо, и потому Агнару показалось, будто Маха только что ушла, поцеловав его напоследок. Рядом не оказалось ни девушки, ни платка с яствами, ни яств. Голова побаливала, как после слишком большой дозы крепкого вина… Хотя, собственно, почему «как»? Сев, он обхватил пальцами виски и качнулся разок-другой. Самое обидное, что его никто не заставлял. Сам без принуждения выхлебал целый жбан. Маха-то почти не пила, лишь подливала ему.

Он поднялся, добрался до селения, и там его встретили не только шутками и одобрительными выкриками, но и большим жбаном эля, пусть и слабенького, но достаточно хмельного, чтоб привести викинга в порядок после попойки накануне. Судя по тому, что говорили ему селяне, на пару дней он снова стал героем. И женщины льнули к нему, а мужчины норовили подобраться поближе, хлопнуть по плечу, выпить по очереди из одного кубка.

На этот раз скандинаву все это было неприятно.

— А ты хороший боец, — уронил хозяин дома, где жил молодой мастер. — Очень даже хороший боец. О тебе уже говорят. Так мне рассказал торговец, который привез готовую вайду с юга.

— Что же говорят? — лениво поинтересовался Агнар, хотя ему было совсем неинтересно.

— Да вот. Говорят, что появился молодой воин, хороший король, что он и правителю нашему мог бы бросить вызов, и что нашей области урожай обеспечен с таким королем.

— Ты называешь королем меня? Меня? Раба?

— Ты становишься королем в те дни, когда народу белгов нужно заступничество, — строго ответил хозяин. — И в эти дни ты — истинный король.

— То есть твои соотечественники сделают то, что я прикажу? И в моих руках действительно будет власть?

— Ты думаешь, быть королем — это значит лишь приказывать да смотреть, как другие выполняют сказанное тобой? Вовсе нет. Король — это заступник и предстатель, он отвечает перед богами за свой народ и заботится о нем…

— Говоря проще, у меня есть обязанности короля, но нет прав.

— Права есть лишь у нашего правителя, ибо если есть множество тех, кто отдает приказы, то это делает подвластный народ слабым.

Агнар слегка ухмыльнулся. Он, собственно, не собирался кричать о том, насколько несправедлива подобная ситуация. Еще с детства он успел понять, что жизнь по сути своей штука несправедливая. И говорить об этом значило бы попросту поставить себя в глупое положение, но ничего не добиться. Просто иногда хотелось поставить их на место, поскольку больше всего молодой мастер не любил, когда его держали за дурака.

— Вот как? И я должен быть рад, защищая чужой народ от напастей?

— Мужчина призван защищать, — важно ответил белг.

— Мужчине надлежит защищать слабых, — ответил викинг. Его собеседник, сообразив, что означают слова скандинава, побагровел. — Я пока не готов признать всех белгов слабыми. Однако мне интересно — могу ли я, отправившись туда, где обитает этот ваш правитель, вызвать его на поединок и убить? И сам стать королем. Настоящим королем… А?

— Можешь, — проворчал разозлившийся хозяин. — Но сначала тебе следует стать свободным, жениться на женщине нашего народа и добиться того, чтоб она произвела на свет одного или нескольких детей твоей крови. И это самое меньшее. Белги вряд ли признают тебя своим слишком скоро. И если ты не будешь нравиться народу, наверняка найдется тот, кто окажется сильнее тебя, и тогда ты потеряешь голову.

— Вряд ли это сильно огорчит твоих соотечественников, — язвительно заметил Агнар.

— Нет, почему же — собеседник не понял язвительности и ответил прямолинейно. — Кровь удобряет землю…

«Какой образ…» — подумал викинг.

А еще через пару дней он остыл. Молодость быстро изгоняла из сердца дурные мысли и чувства, хотелось думать только о приятном, а никак не о той несправедливости, которая теперь заставляла скандинава жертвовать своей жизнью в бою, причем неизвестно во имя чего. Зато его радовало удивительно мягкое лето, — в Нейстрии случались и более благодатные пахотные сезоны, чем в Британии, но зато Норвегия уступала им обоим. А также приятная работа, которой было не слишком много и не слишком мало — ровно столько, сколько нужно. К тому же, местные парни были приветливы, местные девушки — ласковы, а обеды и ужины — обильны. В страду женщины чаще угощали своих мужчин зеленью и овощами, зато порции могли удовлетворить даже бездонный аппетит. Оно и понятно — работника надо кормить досыта, иначе откуда возьмутся силы?

Было видно, что здесь, в Британии, летом не голодают.

Все легче и легче управляясь с фразами дотоле чужого ему белгского языка, Агнар много общался со сверстниками. Те смотрели на него снизу вверх. Еще бы — они только и видели, что селение да окрестные земли, а он уже стал воином, и побывал в других краях, и бился в настоящих битвах.

— Много там было воинов? — спрашивали его с деланным равнодушием, а на самом деле с жадным любопытством.

— Да хватало, — спокойно отвечал викинг. — Когда стоишь в строю, даже на поле всей армии не видишь все равно. А уж если в городе…

— Расскажи о городах! — просили его те, кто даже не представлял себе, что могут найтись такие глупцы, чтоб жить не среди полей и пастбищ, а в четырех глухих стенах, отгороженных от привычных полей не одним десятком каменных стен.