Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

Вот убегу в матросы, тогда узнаете.

Джек понизил голос:

– Слушай, а он вообще когда-нибудь моргает? Этот Мормон?

Я качнула головой. Я тоже не знала.

Конечно, он моргал. Все люди моргают рано или поздно. Только когда он был в очках, это было трудно заметить, а снимал их Мормон нечасто.

На следующее утро приехал маршал. Седой, на пегой лошади. Мама пригласила его в дом.

– Это апачи? – спросила мама. Законник нехотя покачал головой, отхлебнул свой кофе.

– Апачи бы забрали лошадей и одеяла, – сказал маршал.

– Их же убили?

– Верно.

Он помедлил.

– Вроде бы все правильно, мэм. Индейцы как есть. Но что-то мне не нравится в этом. Не знаю. Не нравится. Думаю, не индейцы это были.

– А кто?

Мормон прошел и сел к столу. Маршал кивнул.

– К вам, сэр, никаких претензий, – сказал он. – Вы убили убийц и спасли девочку. Жаль, что вы не появились там раньше.

– Да, – сказал Мормон. Он сидел в своих круглых очках. Я вдруг подумала, что есть в его фигуре что-то зловещее. Вот он сидит у нас на кухне, прямой как палка. И говорит безразличным голосом.

– Я вам выплачу награду за скальпы. Сейчас цена упала, всего десять долларов за взрослого мужчину, пять за ребенка или женщину.

Меня передернуло. Мысль, что кто-то получает деньги за убитых детей, даже индейских…

– Там были взрослые, – сказал Мормон.

– Да, верно, верно.

Маршал еще поболтал, попил кофе, намекая. А потом отозвал Мормона для беседы с глазу на глаз. И после пришел какой-то… уважительный, что ли. Мормон впечатляет, я знаю.

Когда маршал повернул коня и натянул поводья, он вдруг покачал головой:

– Совсем забыл.

– Маршал? – сказала мама.

– К югу отсюда, милях в тридцати, видели каких-то всадников. Человек десять. Может, это апачи, может, нет. Может, из тех самых, что убили вашего мужа, мэм. Думаю, они уходят в сторону границы.

Мы с Джеком переглянулись. Мама шагнула вперед.

– Их поймают?

– Мы известили армию и рейнджеров. Кавалерия прочесывает местность, но это займет время… В общем, будьте осторожны. Хорошего дня, мэм… Лейтенант. Он кивнул Мормону и тронул коня.

Мы с Джеком раскрыли рты.

Мормон коснулся шляпы пальцами.

Маршал уехал, а мы с Джеком смотрели на Мормона. Как его назвал маршал – «лейтенант»?

– У меня вопрос, – сказал Джек. Я открыла рот, чтобы попросить его не выдавать тайны раньше времени, но Джек меня опередил:

– Может, в этот раз мне нужно смотреть на юг?

Мормон покачал головой:

– На восток? Но маршал сказал…

– Восток.

Мормон стоял посреди двора, на черной земле, вытопленной из снега, он разделся до пояса и умывался из таза. От теплой воды в тазу, от жилистого тела Мормона поднимался пар.

Когда я принесла ведро с горячей водой, Мормон перестал фыркать и выпрямился. У него были глубокие шрамы на впалых щеках, а глаза глубоко посаженные и светлые.

Татуировка на плече. Буквы, а над ними ангел с мечом и крыльями. Вернее, ангелица.

«Die Tod», прочитала я.

– Тебя зовут Тод?

Мормон покачал головой. Плеснул себе на грудь воды, еще. На груди у него были черные курчавые волосы.

– Не меня. Ди Тод – это смерть. Смерть – это женщина, по-немецки.

Вот это да. Я впервые от него столько слов подряд услышала.

Я поставила ведро в снег, выпрямилась.

– То есть это не твое имя?

– Нет.

А я-то думала, что узнала, как его зовут.

– Смерть – это женщина, – повторил Мормон. Капли воды блестели у него в бровях. – Я не женщина.

«Но ты смерть», – подумала я, но промолчала. Что бы там ни утверждал Джек, иногда я говорю не все, что думаю.

– Забудь, – сказал Мормон. – Это в прошлом.

Он вытерся, натянул рубаху и надел свои синие очки. Но я все равно успела увидеть по его глазам – нет, не в прошлом.

Бывают люди, у которых впереди – только прошлое. Прошлое Мормона было полно насилия, виски, ненависти, дымящихся стволов, крови и скальпов. Целой коллекции скальпов.

– А ты что, немец? – запоздало сообразила я.

– Кто знает?

– Бетти! Бет! – закричала мама из дома. Я даже вздрогнула. – Сколько тебя можно ждать?!

– Нет никого хуже апачей, – сказала мама. – Даже чума и оспа. Даже они.

– Есть еще команчи, – сказал Джек. Я фыркнула. У Джека в голове много бесполезных сведений. – Пауни, ликаны, мескальеро, сиу, лакота, черноногие, шайены, мохавки, делавэры, кри и другие.

– Навахо, – сказала я, вспомнив безногого индейца.

– И навахо. И техано. И мексиканцы тоже. Мексиканцы хуже всего.

«Помни Аламо» или еще как. «За свободу!». Когда мы воевали с кровавым генералом Санто-Анной, не я, конечно, а мы, то есть техасцы.

– А ну прекратите! – закричала мама. – Хватит в моем доме говорить про всяких безбожных дикарей!

Отец Джека купил в рассрочку хитрую машину, которая сама шьет. Собирался разбогатеть.

А потом Джек пришел к нам, а у него рука в кровавых пятнах.

– Это что?!

– Вот. – Он показал мне иглу. Длинная, больше трех дюймов. А ушко у самого острия, а не в конце.

– И что, она сама шьет? Эта машина?

Джек фыркнул. А я вдруг представила, как железная механическая рука сама орудует ниткой, берет и сшивает рубашки и юбки, штопает простыни… Да нет, ерунда.

– Да, – сказал Джек. – Я сам не пойму. Делает вот так. – Он показал, туда-обратно. – И сшивает ткань. Не понимаю.

А я все равно так и не смогла представить, как это работает. В этом мы с Джеком похожи.

– А твой отец? – спросила я. – Он шьет?

– Терпеть его не могу. Надоел он мне.

А потом, в один день, все изменилось.

Я увидела их. Зашла в сарай, искала Джека. А потом услышала этот звук.

Они были словно одно целое. Словно их сметали на живую нитку.

Одно целое существо по имени Джек-Мормон.

Они меня не видели. Сейчас, наверное, пробеги перед ними Джордж Вашингтон в полном облачении индейского вождя, они бы и то его не заметили.

Я осторожно шагнула обратно за столб. А потом снова выглянула, не удержалась. И смотрела на лицо своего друга, не могла оторвать взгляд.

Лицо Джека было мучительно искажено, глаза прикрыты. На лбу испарина. Словно наслаждение его было настолько велико, что он едва может его вынести. Счастье, которое может убить человека. Или разнести его на куски, как взрыв порохового склада.

Оно было словно лицо индейского идола. Незнакомое. И красивое. Я вдруг испугалась, что сейчас Джек откроет глаза – и меня снесет потоком чудовищной силы. Словно вода, прорвавшая плотину.

И я вдруг увидала, насколько Джек красивый.

Обнаженное точеное тело. Наполовину индеец, наполовину белый. Никогда я до этого не думала, что такое может быть.

Наверное, правы люди, которые говорят: нужно что-то потерять, чтобы оценить по-настоящему.