Антон Стариков - От океана до степи

Таурэтари сидела перед залом с мертвым ничего не выражающим лицом и кажется даже не смотрела на тех, кто из того зала выходил или наоборот входил. На самом деле это была всего лишь маска, и выплакавшая все глаза (и здесь, и в реале) девушка замирала душой каждый раз, как открывалась и закрывалась судьбоносная дверь. За три прошедших с момента катастрофы дня ее лишь два раза вызывали на мало напоминавший дознание разговор, один раз Халлон, другой раз сам Глава. Ни один из них ни в чем ее не обвинял и не ругал, ее даже не отстранили от командования ''Бродягой'' (кораблем в составе первой эскадры), но девушка так накрутила себя, что видела обвинение в самых простых вопросах адмирала и Главы. Мало того, ей стало казаться, что она видит презрение в глазах других членов клана и слышит шепотки за спиной: в ''столовке'', в коридорах цитадели, на верфи, на палубе корабля -- везде. Какой-то частью разума она понимала, что это не так или вернее не совсем так и большинство того что ей кажется -- бред, но с другой стороны, она не могла простить сама себя и ей казалось, что и другие не могут ее простить, вернее не должны.

И вот сегодня решалась ее судьба, судьба той, кому клан и адмирал доверили десять свеженьких только с верфи кораблей, жизни сотен моряков и членов абордажных команд, той самой, кто все доверенное просрал и спустил в унитаз. Таурэтари уже смирилась что капитаном ей больше не быть и сегодня утром попрощалась со своим кораблем, она не знала какое еще наказание придумает стихийный трибунал из старших членов клана, но надеялась лишь на одно -- у нее не отнимут море. Пусть самым младшим помощником, пусть плотником (друиды хорошо работали с деревом кораблей), пусть простым магом поддержки, она согласна на все, но только не списание на берег.

Девушка готовилась и ожидала этот момент, но все равно у нее задрожали губы и ослабли ноги, когда в очередной раз открылась столь страшная для не дверь и появившаяся из-за нее Василиса поманила ее рукой:

-- Пора. Тебя ждут. -

На ватных ногах эльфийка-капитан двинулась к двери, ступая словно во сне и частью души по-детски надеясь оттянуть тот момент, когда она войдет в эту дверь и услышит что ей скажут за ней. Но дверь была недалеко, и десять шагов пролетели в один момент.

Неожиданно ее приобняла за плечи Дочка и поцеловав в щеку шепнула:

-- Ничего не бойся. Держись! -

Таурэтари взглянула в ее искренне сочувствующие глаза и девушке неожиданно стало легче, как будто чья-то незримая рука сняла часть груза с ее души. Она с искренней благодарностью ощутила-поняла, что в цитадели есть хоть кто-то, кто не винит ее в том что произошло и желает ей удачи. Тем временем Дочка подтолкнула немного воспрянувшую духом эльфийку в зал и, легонько хлопнув ее по попе, закрыла за ней дверь. Таурэтари совершенно не обиделась на этот фамильярный шлепок, и все то время как решалась ее судьба чувствовала молчаливую, но явственную как теплое укрывшее плечи одеяло поддержку за своей спиной.

В небольшом зале собралось немало народу: Глава клана с полуприкрытыми как будто он спал глазами, но когда его о чем-то спросил сидевший по левую руку Таурохтар, Глава ответил мгновенно и тем самым сразу опроверг ложное впечатление; по правую руку от фейри сидел насупленный Халлон и о чудо (!) немного пришедшей в себя и начавшей соображать Таурэтари почудилась поддержка в его глазах. Помимо Дримма, старшего рейнджера и адмирала за тем же столом находились Вар и Людмила: орк как обычно скалился неизвестно чему, а вот Людмила раздраженно взглянула на проштрафившегося капитана -- сердце Тауратари вновь упало -- она приняла это на свой счет (на самом деле Людмила злилась на Главу -- она не понимала, зачем ее оторвали от дел в городе и переживала как там справятся без нее). За соседним столом сидели Альдарон и Синьагил, о чем-то говорившая на ухо безопаснику Эариэль, а так же шушукающиеся Туллиндэ и Анариэль. И вновь друиде почудился недоброжелательный взгляд в ее сторону -- Анариэль просто не могла простить ей ни за грош потерянных средств и конечно будет стоять за самое жесткое наказание (тут Таурэтари не ошиблась -- Анариэль действительно душила жаба, обида и почти физическая боль). Это были те, кто решал ее судьбу. Присутствовали и зрители: вдоль стен расселись капитаны всех кораблей, первые и вторые помощники, некоторые работники верфей и несколько не имевших никакого отношения к флоту игроков, все они внимательно уставились на вошедшую эльфийку и прекратив разговоры лишь изредка обменивались тихими репликами. Таурэтари с удивлением поняла, что не видит в глазах большинства присутствующих осуждения, даже в глазах тех, кто погиб по ее вине, а видит по большей части сочувствие и поддержку, и со стыдом вспомнила как сама отгородилась ото всех, не принимая попыток помочь или утешить и предпочитая страдать в одиночестве и выдумывать невесть что.

Красивая хоть по человеческим, хоть по изысканным эльфийским меркам девушка в белом глухом платье в пол вышла на середину зала и остановилась, прекрасная как картина или статуя. Таурэтари не стала ничего говорить, а только смотрела на всех своими грустными глазами и покорно ожидала своей участи.

Первым выступил Альдарон и скучным казенным голосом еще раз рассказал о том что произошло и по какому поводу они здесь собрались: никаких обвинений или выводов, никаких комментариев от себя -- только сухие факты в хронологическом порядке. Потом слово взяла Анариэль и тут уж совершенно закаменевшей девушке досталось по полной: ''Внебрачная дочь Скруджа'' (Анариэль) очень эмоционально обвинила капитана во всех грехах, а главное в потере материальных ценностей и вложенных средств, конкретные суммы прилагались. Затем поднялась Маска (Синьагил) и напомнила-суммировала собравшимся уже заслушанные показания свидетелей (капитанов кораблей и первого и второго помощников на флагмане). Таурэтари едва не разревелась в голос, когда услышала, что все свидетели как один встали на ее защиту и категорически заявляли о том, что в той ситуации эльфийка-капитан сделала все что могла и никто бы на ее месте не сумел сделать больше. И вновь ее словно пронизала теплая успокаивающая волна, и благодаря этому она сумела удержать себя в руках и не потерять лицо перед собравшимися (Дочка практически нарушила запрет отца не влиять на членов клана, впрочем Дримм был не далеко и постфактум одобрил ее вмешательство).

После Маски встал Халлон, и нет, он не начал говорить с места, а вышел из-за стола, встал рядом Таурэтари и только потом, положив ей руку на плечо, произнес пылкую речь, причем адмирал не только защищал Таурэтари, а обвинял...