Саба Тахир - Жнец у ворот [litres]

– Луна нападет на лучника и на деву-щит, – голос Шэвы меняется, звучит как целый хор. В нем множество оттенков: интонации ребенка, девушки, старухи… Они накладываются на ее собственный голос, будто все ипостаси Шэвы сейчас соединились в одно целое. – Палач пробудился. Предатель на свободе. Берегись! Жнец приближается, пламя идет за ним. Он подожжет этот мир. Так великое зло обратится во благо.

Она вскидывает руки к небу, к созвездиям, сокрытым за плотными снеговыми облаками.

– Шэва! – Я нетерпеливо трясу ее за плечи. Нужно скорее отвести ее в дом! Дома она всегда успокаивается. Это ее единственное святилище и укрытие в забытых богами краях. Но когда я пытаюсь подхватить ее на руки, она отталкивает меня. – Шэва, что с тобой? Не упрямься…

– Запомни все, что я скажу, от начала до самого конца, – шепчет она. – Это цель его прихода. То, что ему от меня нужно. Поклянись!

– Я… я клянусь…

Она поднимает руки к моему лицу. На этот раз – впервые за все время нашего знакомства – они холодны, как лед.

– Вскоре ты узнаешь цену своей клятвы, брат мой. Надеюсь, ты не думаешь обо мне слишком плохо.

Она падает на колени, сбивая свою корзину с травами. Зеленые и желтые листья рассыпаются по земле – такие яркие на фоне мертвого пепельного снега. На поляне царит тишина. Даже призраки безмолвствуют.

Этого не может быть! Вокруг нашей хижины всегда толпятся призраки. Но теперь они исчезли! Все до одного.

В лесу на западе, где всего несколько мгновений назад тени были всего лишь тенями, начинает что-то сгущаться. Тьма движется, извиваясь, словно в агонии, и наконец приобретает форму фигуры в капюшоне и плаще цвета самой темной ночи. Из-под капюшона на меня смотрят два маленьких пылающих солнца.

Я никогда доселе не видел подобного существа. Только слышал о нем и хорошо запомнил его приметы. О преисподняя и все ее демоны! Я знаю его…

Это Князь Тьмы.

Когда мы с Дексом и Авитасом въезжаем в окованные железом главные врата Антиума, нас приветствуют длинные ряды отрубленных голов. По большей части это книжники, но среди них я вижу и нескольких меченосцев. По сторонам улиц громоздятся кучи мусора. Над городом низко висят темные снеговые тучи.

Я быстро скачу мимо отвратительной выставки голов, желая миновать ее как можно скорее. Харпер следует за мной, но Декс застывает, сжимая поводья и вглядываясь в мертвые лица. Его молчание меня нервирует. Видно, допрос кочевников из племени Саиф по-прежнему терзает сердце, и совесть не дает ему покоя.

– Отправляйся в казармы, Декс, – говорю я. – Чтобы до полуночи у меня на столе были рапорты обо всех текущих заданиях. – Я на миг отвлекаюсь на двух женщин, которые прохаживаются возле ближайшего поста стражи. Проститутки. – А потом, если хочешь, отправляйся развлечься. Отвлекись от мыслей о нашем рейде.

– Я обычно не хожу по борделям, – тихо отзывается Декс, проследив за моим взглядом. – Даже если случается туда зайти, для меня это непросто, Сорокопут. И ты это знаешь.

Я бросаю на Авитаса Харпера тяжелый взгляд. «Отойди!» Когда он наконец отъезжает достаточно далеко, чтобы нас не слышать, я снова поворачиваюсь к Дексу.

– Бордель мадам Хиры на площади Мандиас, «Дом Забвения». Это место не найти, если о нем не знать. Никакие слухи не выходят за стены этого заведения. Хира отлично обучает своих девушек… и юношей. – Декс все молчит, и я начинаю терять терпение. – Ты собираешься дать чувству вины сожрать тебя с потрохами? Так, что ли?

Это уже стоило нам потерянной деревни. Целью нынешнего рейда было найти что-нибудь, что можно использовать против Керис. Нам это не удалось. Маркус будет недоволен, и свое недовольство он выместит на моей сестре.

– Когда я подавлена и расстроена, – продолжаю я, – то иду в заведение Хиры. Это помогает. Так что сходи туда – или не ходи, если не хочешь, мне плевать. Но довольно принимать мрачный вид! Хватит быть настолько бесполезным. У меня уже нет терпения это выносить.

Декс наконец-то уезжает от нас, и Харпер снова приближается.

– Ты правда часто бываешь у Хиры? – В его голосе звучит удивление, но не только.

– Ты что, снова читаешь по губам?

– Только по твоим, Сорокопут, – взгляд зеленых глаз Харпера падает на мои губы – так стремительно, что я едва успеваю это заметить. – Прости, что спросил. Я просто подумал, что тебе незачем ходить по заведениям. Всегда найдутся желающие добровольно удовлетворить твои… нужды. Главный помощник предыдущего Сорокопута порой обеспечивал ему проституток, и если тебе нужно, я мог бы…

К щекам приливает кровь, когда я представляю себе подобный вид услуг.

– Заткнись, Харпер, – говорю я. – И следуй за мной.

Мы скачем по городу прямиком ко дворцу – к сверкающему белому зданию, за прекрасным фасадом которого скрывается насилие и жестокость. У внешних ворот в этот час дня собрались целые толпы – патриции и торговцы любыми путями пытаются попасть внутрь, на аудиенцию к Императору, чтобы выпросить у него ту или иную милость.

– Нападение на Маринн может стать началом очередного…

– Флот уже собирается…

– Витурия без труда сокрушит их…

Я сдерживаю вздох – махинациям Отцов кланов нет и не предвидится конца. Моему отцу, помнится, было трудно с этим смириться. При виде меня патриции мигом умолкают. От этого я испытываю мрачное удовольствие.

Мы с Харпером проходим сквозь толпу, как нож сквозь масло. Мужчины в длинных, подбитых мехом плащах шарахаются в стороны от брызг грязи из-под копыт моего скакуна. Женщины, разодетые согласно придворному этикету, провожают нас подозрительными взглядами. Никто не решается встретиться со мной взглядом.

Свиньи . Ни один из них не написал ни строчки соболезнований после гибели моей семьи от рук Маркуса. Не было официальных писем, никто со мной даже словом не обмолвился об этом трагическом событии.

Мои отец, мать и сестра были казнены как предатели, прошлого не вернуть. Маркус хотел вызвать у меня жгучее чувство вины – но я не испытываю его. Отец отдал жизнь за спасение Империи, и однажды это станет известно всем. Но сейчас они ведут себя так, будто моей семьи никогда не было, а вся жизнь близких мне людей лишь мираж.

Единственным человеком, посмевшим заговорить со мной о погибших родителях, была Лайя – девчонка-книжница. В последний раз я видела ее несколько недель назад. Ее голова должна была болтаться сейчас в мешке у луки моего седла.

Я слышу гул голосов в тронном зале раньше, чем приближаюсь к его дверям. Все солдаты салютуют мне. Теперь им хорошо известно, что происходит с теми, кто этого не делает.

Маркус сидит на троне, сжав руками подлокотники и неестественно выпрямив спину. Его кроваво-красная мантия ниспадает широкими складками, посеребренные доспехи бросают отблески на великолепные одежды. У бедра Императора острый, как бритва, меч. На фоне этого великолепия отцы патрицианских кланов выглядят довольно скромно и безобидно.