Саба Тахир - Жнец у ворот [litres]

– Ну и где тут этот чертов проход?

– Он прямо тут, – он разводит руками висящую на вешалках стираную униформу. Я слегка отстраняюсь, разглядев гладкую смуглую кожу в вырезе его рубашки. От него исходит слабый, едва различимый запах, напоминающий о корице и кедре. Я невольно вдыхаю глубже и поднимаю на него глаза.

Он тоже пристально смотрит на меня, подняв брови.

– Ты пахнешь… довольно приятно, – неловко говорю я. – Просто подметила.

– Конечно, Сорокопут, – отзывается он, чуть изгибая губы. Это что, улыбка?

– Ну что, идем? – будто чувствуя мою неловкость, Харпер распахивает створки шкафа у меня за спиной и быстро входит внутрь. Мы молча следуем по скрытому тоннелю, ведущему из казарм Черной Гвардии наружу, в весеннюю прохладную ночь.

Когда мы выходим на поверхность, Харпер быстро отстает. Я забываю о том, что он меня сопровождает. Опустив капюшон на лицо, быстро шагаю по нижнему ярусу Антиума, через переполненный квартал книжников, минуя трактиры и бары, казармы и плебейские предместья. Стража у верхних ворот не замечает, как я перехожу на второй ярус. Этот трюк я проделываю регулярно, чтобы не потерять формы.

Я замечаю, что кручу на пальце отцовское кольцо. Кольцо клана Аквилла. Иногда при взгляде на него я могу различить кровь, проникшую между перемычками печати. Кровь, которая забрызгала мое лицо и доспехи в тот день, когда Маркус перерезал горло моему отцу.

«Не думай об этом» . Я кручу кольцо, его присутствие на пальце немного успокаивает. «Даруй мне стойкость клана Аквилла, – прошу я его. – Помоги мне одержать победу над врагом».

Вскоре я добираюсь до цели – это большой парк возле Архивного Чертога. В это время суток я ожидаю застать Чертог темным, но в нем горит более дюжины ламп – архивариусы допоздна сидят за работой. Массивное здание с колоннами впечатляет своими размерами и простотой архитектурного стиля. От него веет покоем и уверенностью. Сама история хранится здесь: генеалогические списки, записи дат рождения, смертей, назначений, договоров, торговых соглашений и законов.

Если Император – сердце Империи, а народ – ее кровеносные сосуды, то Архивный Чертог – это ее память. Как бы плохо я себя ни чувствовала, это место воодушевляет меня, напоминает обо всех достижениях меченосцев за пять веков существования Империи.

– Все Империи рано или поздно гибнут, Кровавый Сорокопут.

Когда из глубокой тени выходит Каин, я невольно тянусь к рукояти меча. Сколько раз я думала, что буду делать, когда настанет миг новой встреча с Пророком! Я представляла себя в этой сцене абсолютно спокойной и молчаливой. Не позволяла ему проникнуть в мой разум, была сильной и стойкой.

Но все мои благие намерения рассыпаются в прах, когда я вижу вблизи его проклятое лицо. Страстное желание свернуть его тощую шею обуревает меня. Я и не знала, что способна на такую сильную ненависть! В ушах звенит предсмертный крик Ханны: «Элли, прости меня!» и тихий голос моей матери, преклонившей колени перед казнью. «Крепись, девочка моя». Я так сильно сжимаю кулаки, что отцовское кольцо врезается мне в ладонь.

Я тяну меч из ножен – но рука моя словно замерзает и падает без сил, завороженная Пророком. Потеряв способность свободно двигаться, я злюсь и замираю от страха.

– Сколько злости, – тихо бормочет он.

– Ты сломал мою жизнь, хотя мог их всех спасти! Ты… ты чудовище.

– А ты кто такая, Кровавый Сорокопут? Как по-твоему, ты – не чудовище? – Капюшон Каина опущен, но из-под него виден блеск внимательных глаз.

– Ты другой, ты куда хуже, – выдыхаю я. – Ты такой же, как они. Как Комендант, Маркус и Князь Тьмы…

– О, но Князь Тьмы – вовсе не чудовище, дитя мое! Хотя порой он и совершает ужасные вещи. Он одержим своей скорбью и обречен жить, чтобы причинить большое зло. Как и ты. Я думаю, вы с ним очень похожи. Больше, чем тебе хочется думать. Ты многому могла бы научиться у Князя Тьмы, если бы он удостоил тебя своим вниманием.

– Я не желаю ничему учиться у таких тварей, как вы! – рычу я. – Потому что ты – настоящее чудовище, даже если…

– А ты – конечно же, само совершенство, верно? – Каин наклоняет голову к плечу с выражением искреннего любопытства. – Ты живешь, дышишь, ешь и пьешь на костях тех, кому повезло меньше. Твое существование возможно только за счет тех, кого ты считаешь ниже себя. Но почему, Кровавый Сорокопут, судьба выбрала тебя быть тираном, а не страждущей? В чем смысл твоей жизни?

– В благополучии Империи. – мне не следовало отвечать. Нужно было молчать и игнорировать его. Но привычка к подчинению старшим чинам у меня в крови. – Империя – смысл моей жизни.

– Возможно, – Каин пожимает плечами. Этот жест придает ему человечности, что даже удивительно. – По правде говоря, я пришел не за тем, чтобы вести с тобой философские споры. У меня есть послание для тебя.

Он вынимает из складок плаща конверт. При виде печати – птица, парящая над сияющим городом – я выхватываю письмо у него из рук. Это печать Ливии.

Открывая конверт, я краем глаза слежу за Пророком.

«Сестра, приходи ко мне как можно скорее. Ты мне нужна! Вечно твоя, Ливия».

– Когда она это отправила? – быстро спрашиваю я. – И почему решила передать письмо через тебя? Она ведь могла…

– Она попросила передать письмо, и я согласился. За любым другим посланником могла бы быть слежка. А это не соответствует моим интересам. И ее интересам тоже. – Каин протягивает руку и прикасается к моему покрытому маской лбу. – Всего тебе хорошего, Кровавый Сорокопут. Мы еще увидимся – перед твоим концом.

Он отступает в тень и исчезает. Из темноты появляется Харпер, сосредоточенный, стиснув зубы от ярости. Он так же сильно любит Пророков, как люблю их я, и у него тоже есть на это причины.

– Ты не должна допускать их в свой разум, – говорит он мне. – И Князя Тьмы тоже. Я могу научить тебя, как от них закрываться, если хочешь.

– Не откажусь, – отвечаю я. – Займемся этим по дороге в Навиум.

И вот мы стоим под балконом покоев Ливии, и поблизости нет ни одного солдата. Авитас остался внизу. Я напоминаю себе, что нужно как следует накричать на Фариса, капитана личной гвардии Ливии, за подобный беспорядок. Но тут я чувствую чье-то присутствие. Я не одна.

– Мир вам, Сорокопут, – говорит Фарис Канделан, выходя мне навстречу из коридора, ведущего в покои Ливии. Руки его подняты вверх, короткие светлые волосы взлохмачены. – Она вас ждет.

– Ты должен был, черт возьми, предупредить ее, что вызывать меня опасно.

– Я не могу приказывать Императрице, что ей делать, а чего не делать, – отвечает Фарис. – Моя задача в том, чтобы не дать никому навредить ей. Она всегда поступает так, как считает нужным.