Саба Тахир - Жнец у ворот [litres]

Это не просьба, а приказ.

Я тихо мычу себе под нос, борясь с болью, стараясь найти свою собственную мелодию. Я закрываю глаза и вижу себя маленькой девочкой. Ночью ко мне в постель пришла сестренка Ханна, ища утешения – она боится ночных чудовищ. Я успокаиваю ее, а мама находит нас по звуку голосов и начинает петь нам колыбельную… Порою, в Блэклифе, темными ночами я вспоминала ее тихую песню, и это убаюкивало меня. Но когда я сейчас пытаюсь спеть ту же самую мелодию, ничего не происходит.

Неудивительно. Ведь моя песня не может быть настолько мирной. Моя песня состоит из боли и падения. Это песня крови и битвы, смерти и власти. Эта песня принадлежит не Элен Аквилле, а Кровавому Сорокопуту. И я не могу отыскать ее. Не могу на ней сосредоточиться.

Вот до чего ты докатилась. Тебя просто зарезали на темной улочке, как пьяную горожанку, которая не может отличить бутылку от меча.

Князь Тьмы выпевает две ноты. Первая из них – ярость. Вторая – любовь. В этой короткой и холодной грубой песне живет мой мир, моя душа.

Я выпеваю две ноты ему в ответ. Две ноты становятся четырьмя, четыре – четырнадцатью. Ярость – моим врагам, думаю я. Любовь – моему народу. Вот она, настоящая моя песня.

Но как же это больно, как невыносимо больно! Князь Тьмы берет меня за руку.

– Добавь боли в песню, дитя, – советует он. – Изгони ее из себя.

Его слова словно бы прорывают плотину. Хотя боль моей раны передается ему, он и бровью не ведет. Он вообще не двигается, принимая мою боль неподвижно, как статуя. Моя кожа сама собой зарастает, рана заживает на глазах, при этом причиняя боль, от которой из глаз катятся слезы.

Я слышу свист клинка, покидающего ножны.

– А ну, отвечай, что ты с ней делаешь!

Князь Тьмы оборачивается к Авитасу и делает легкий жест кистью руки. Авитас тут же роняет клинок, как будто тот жжет ладонь.

– Посмотри сам, – джинн кивает ему на мою рану, которая обратилась в небольшой звездообразный шрам. Он еще сочится кровью, но рана уже не смертельна.

Харпер тихо ругается сквозь зубы, и я понимаю, что скоро мне потребуется многое ему объяснить. Но об этом я подумаю позже. Сейчас я крайне измождена. Несмотря на это, я заставляю себя сесть в постели, когда Князь Тьмы поднимается и отпускает мою руку.

– Подожди, – шепчу я. – Ты собираешься рассказать ей об этом?

Он понимает, кого я имею в виду.

– Зачем мне ей это рассказывать? Чтобы она предприняла еще одну попытку убить тебя? Я ей не слуга, Кровавый Сорокопут. Это она служит мне. И она напала на тебя вопреки моему приказу. Я не терплю неповиновения и поэтому решил расстроить ее планы.

– Я все еще не понимаю. Почему ты помогаешь мне? Что тебе от меня нужно?

– Я и не думаю помогать тебе, Кровавый Сорокопут, – он поднимается и подбирает полы длинной одежды. – Я помогаю себе самому.

Я просыпаюсь уже глубокой ночью и слышу грохот выстрелов катапульт. Похоже, варвары продолжают бомбить Навиум.

Я одна в комнате, на стене висит мой доспех. Резко поднимаюсь с кровати и не могу не выругаться. Моя рана из смертельной превратилась в весьма болезненную и ужасно меня раздражает. Так, хватит ныть. Давай, надевай доспех. Я хромаю к стене с трудом, как старуха с больными суставами в середине зимы. Все жду, что сейчас ноги как-то расходятся, и тело согреется хотя бы до такой степени, чтобы я могла сесть в седло.

– Собралась опять подставиться под нож убийцы? – звучит знакомый голос. Это настолько неожиданно, что я сперва не верю своим ушам. – Твоя мать очень огорчилась бы.

Кухарка сидит у меня на подоконнике в привычной позе, на ней все тот же капюшон. Хотя я не раз видела ее страшные шрамы на лице, все же она так уродлива, что я невольно отвожу взгляд. Плащ ее изодран, седые волосы всклокочены и напоминают птичье гнездо. А желтые пятна глины на руках говорят о том, кто именно оставлял глиняные статуэтки у Коменданта в комнате.

– Я слышала, тебя пырнули, – Кухарка спрыгивает с подоконника. – Думала зайти к тебе и как следует накричать за это. – Она качает головой. – Какая же ты дура. Чем ты думала, расхаживая одна ночью в сотне миль от Блэклифской Суки?

– Сама хороша, – усмехаюсь я. – Почему ты ее до сих пор не убила? Вижу, не очень-то у тебя получается. Единственное, на что ты годишься, – так это подбрасывать ей в дом никчемные глиняные фигурки.

Кухарка зловеще усмехается.

– Я и не собираюсь ее убивать, – глаза ее скользят по моему животу. – А ты забыла поблагодарить меня за то, что я перебила остальных убийц, посланных за тобой. Или за то, что я велела Харперу бросать чтение рапортов и бежать тебе на выручку.

– Благодарю, – говорю я.

– Думаю, ты знаешь, что ублюдок с горящими глазами кое-что от тебя хочет?

Я не спрашиваю, откуда она узнала, что меня исцелил Князь Тьмы.

– Я не доверяю ему, – говорю я. – Я не так глупа.

– Тогда зачем ты позволила ему помогать тебе? Он же планирует большую войну, или ты не понимаешь? И в этой войне он уже присмотрел роль для тебя. Ты просто пока не знаешь, что это за роль.

– Война? – я сажусь на кровать. – Война с кем? С карконами?

Кухарка злобно шипит, хватает со стола подсвечник и швыряет его мне в голову.

– Да не эта мелкая войнушка, дурища! Грядет настоящая большая война. Она назревает с того дня, когда мой бестолковый народ принял решение уничтожить джиннов. Вот в чем дело, глупая девчонка. В это ввязалась и Комендант. Она не только карконов хочет победить.

– Объясни, – требую я. – Что ты имеешь в…

– Уходи отсюда, – перебивает та. – Убирайся как можно дальше от Коменданта. Она продолжит попытки тебя уничтожить, возможностей у нее предостаточно. Поезжай к своей сестре, защищай и охраняй ее. Не своди глаз с этого вашего императора. А когда война наконец разразится, будь к ней готова.

– Сначала я должна справиться с Комендантом, – говорю я. – Война, о которой ты говоришь…

За дверью звучат тяжелые шаги. Кухарка запрыгивает на подоконник, хватается за оконную раму. Я замечаю, что что-то не так с ее рукой. На ней слишком гладкая кожа – не такая молодая, как у меня, но и не кожа сморщенной старухи.

Темно-синие глаза пронзают меня насквозь.

– Ты хочешь справиться с Блэклифской Сукой? Хочешь низложить ее? Для этого надо стать такой, как она. А в тебе нет нужных качеств, глупая девочка.

Голова моя кружится, я в полном замешательстве и с трудом надеваю башмаки. Я проспала целый день – и какие же странные сны мне снились! Прекрасные, но такие странные…

– Лайя! – доносится из-за двери приглушенный шепот Мусы. – Проклятье, ты там в порядке? Лайя!

Дверь распахивается прежде, чем я успеваю ответить. Муса бросается ко мне, хватает за плечи, словно хочет убедиться, что я настоящая.