Денис Игумнов - Ночная смена [SelfPub, 18+]

– Да, есть такая. Поступила сегодня в девятнадцать четырнадцать.

– Я хочу ее видеть.

– Вы кто ей будете?

– Муж.

– Документы у вас есть?

– Послушайте, мы через месяц должны пожениться. Я должен, понимаете, должен ее увидеть, – с невероятным нажимом и фанатичной убежденностью сказал он.

– Приходите завтра, сегодня морг для посетителей уже закрыт.

– Да не могу я до завтра ждать. Я не выдержу до завтра.

На охранника последние слова эмоционального взрыва никак не подействовали, он продолжал сидеть с каменным лицом, невозмутимый, как языческий идол. Подпрыгнув от распирающей его злобы, Павел стал выворачивать свои карманы и, выскребши из них все купюры до последней, вывалил их перед охранником. Навскидку там набиралось тысяч двадцать – двухнедельная зарплата этого упыря в выглаженной форме, чем-то напоминающей эсэсовскую, только знаков отличия не хватало.

Через пять минут он оказался в холодильнике. Около выхода маячил приведший Павла сюда охранник, но молодой человек теперь не обращал на него никакого внимания. Зрение Золотова сузилось, он видел только одно светлое пятно, в нем, как на экране, перед ним представала ужасающая душу картина, все остальное, с боков и сверху, утопало в жирном черноземе тьмы. Его сконцентрированное внимание, распирая грудь острой болью, полностью поглотил матово блестевший под холодным светом люминесцентных ламп прозекторский стол, на котором лежал уже раздетый труп его девушки.

– Настя!!! – отчаянно вскрикнул он.

Подойдя к столу, стал ощупывать ее руки, поражаясь, насколько они стали холодны и тверды. Ее кожа приобрела цвет недозревшей сливы. Через щелки неплотно закрытых век виднелись полоски снежно-стеклянного белка, а на левой щеке – маленькое серое пятнышко засохшей грязи. Наверняка на нее могли попасть брызги, когда ее несли по улице бездушные санитары. Сегодня весь день занимался моросить дождь, и на улице было довольно мокро, вот ее и забрызгало. Павел достал из кармана носовой платок и осторожно, чтобы не дай бог не причинить ей боль, стал стирать пятнышко. Из складок платка выплыла прозрачным крылышком чешуйка, легко коснувшись верхней губы Насти, опустилась на черную клетку плиточного пола. Павел взял девушку на руки и, мало что соображая, понес ее к выходу. Путь ему перегородил охранник.

– Положите труп на место. Выносить покойников из холодильника без соответствующего разрешения запрещено.

Павел в упор посмотрел на него и недолго думая положил Настю на ближайший свободный стол. Потом спокойно достал пистолет и направил его на охранника. Держа его на прицеле, приказал:

– Иди сюда. Два раза говорить не буду, убью.

Охранник понял, что лучше подчиниться, в таком состоянии человек способен на все. Он подошел, встав от Павла на расстоянии трех метров.

– Повернись, – отдал второй приказ Золотов.

Тот повернулся и, не успев закончить этот нехитрый маневр, упал, оглушенный рукояткой пистолета. Выходя из холодильника, Золотов закрыл дверь и выключил свет.

Павел Золотов вынес свою любовь из морга, без приключений пронес ее до ворот больницы и даже их преодолел незамеченным. Уложив труп на заднее сиденье своего автомобиля, поехал домой. Там, в своей темной квартире, закрыл окна, запер на задвижку дверь, завернул Настю в простыню, бережно уложил ее на обеденный стол в гостиной и накрыл шерстяным одеялом (ему казалось, что ей очень холодно, и он таким образом хотел ее хоть как-то согреть). Сам он лег тут же, на диване, и уже через минуту впал в состояние забытья, одной ногой находясь в реальности, а другой прочно вляпавшись в тягучие образы, навеянные страшными событиями прошедшего дня.

Около трех часов ночи из этого тошнотного состояния иллюзорной неопределенности Павла вырвал легкий толчок и скрип, который бывает, когда кто-то садится рядом с тобою на диван. Он открыл глаза и уставился на игру уличных теней на потолке. Около него определенно находилось что-то или, что было более ужасным, кто-то. Ему стало страшно, так страшно, что он даже не мог повернуть голову и посмотреть на своего ночного гостя. Вывел его из этого состояния пугающего оцепенения до боли знакомый голос:

– Паша, мне страшно. Дышать трудно. Нос дерет, и этот душный запах. Ты чувствуешь? Тухлятиной пахнет.

Наконец, повернув голову, он в первую очередь увидел, что обеденный стол опустел. Потом заметил силуэт сидящей на краешке дивана девушки, замотанной в простыню. Не зная, радоваться ему или пугаться, Павел подвинулся поближе к так внезапно ожившей для него Насте и обнял ее за плечи. Даже сквозь ткань он ощутил ледяное дыхание могилы, но отпустить ее обратно в цепкие объятия смерти у него не хватало сил.

К утру до Насти и до самого Паши стал медленно, но верно доходить смысл ее теперешнего состояния. С наступлением рассвета у нее страшно разболелась голова, движения стали замедленными, и она начала спотыкаться даже на простейших фразах. Вспомнив свои эксперименты в лаборатории, Павел плотно зашторил окна во всей квартире, только тогда Насте стало немного лучше.

После этого он окончательно прозрел и, проанализировав все произошедшее этой ночью, сделал закономерный вывод: он каким-то образом вынес на себе с объекта активный материал. Да, еще побывал в морге, и угроза заражения растет последние несколько часов в геометрической прогрессии, а его мертвая девушка вообще является ходячей угрозой номер один миру живых людей. И все равно доложить обо всем произошедшем куда следовало по инструкции он не мог. Любовь к Насте оказалась сильнее чувства долга перед организацией, да и перед всем человечеством.

В этот раз вспышка болезни мертвых оказалась куда сильнее и быстро вышла из-под контроля. В пику пословице, гласившей: «Снаряд в одну и ту же воронку, дважды не попадает», мертвые снова восстали именно в том морге, где и в первый раз. Первой их жертвой стал охранник, бог знает зачем забредший в холодильник ночью. После вакханалии убийств в самой больнице трупаки до наступления утра успели разбрестись по всему району, попрятались по темным норам подвалов, канализации, подземных путепроводов и до следующей ночи затаились. С утра началась облава силами подразделений зачистки РХБЗ, но из ста одиннадцати разбежавшихся мертвецов удалось найти лишь семьдесят. Это неминуемо означало начало эпидемии.

Вот уже третью неделю Москва являлась закрытым режимным городом. Даже автопоезда с продовольствием разгружались в особых зонах за чертой города, а уже потом грузы силами московских транспортных компаний везли на городские базы, и все это осуществлялось только под контролем военных. Въезд в город и выезд из него простым гражданам запретили. Объявили всеобщий карантин. Границы города тройным плотным кольцом окружили части сухопутных и бронетанковых войск. Внутри города действовали только подразделения РХБЗ. С закатом начинался комендантский час, появляться на улице в это время было строго запрещено, общественный транспорт не работал, на автомобилях могли передвигаться только военные, полиция, ФСБ и сотрудники спец лабораторий. Но по факту даже военные предпочитали сидеть на своих базах-крепостях, освещенных мега ваттными зенитными прожекторами.