Дмитрий Манасыпов - Злые ветры Запада [litres]

С утра, как и его соседи с ферм или других деревенек, выращивающих маис, картофель, кукурузу, фасоль, бобы, лук и перец, пасущих коз или буйволов, Хавьер радостно улыбался солнцу. Эта добрая, золотая и теплая лепешка-tortilla грела и светила всем им одинаково. И семье Эрнандес, чья говядина славилась на всю провинцию, и семье Родригес или Гарсиа, чье зерно расходилось по округе десятками бушелей, и даже маленькой, но очень сильной семье Круз, охраняющей границы провинции и ничем другим не занимающейся.

Полновесные серебряные «орлы» для всех одинаково хороши в своем блеске, тяжести и стоимости. И благородно-тусклые кругляши, привозимые старшими Мартинесами из Тихуаны, из Остина, из Джексонвилля, из Форт-Кросса, радовали все семьи округи. Семья Эрнандес, привозя на ледник туши, колбасы и потроха, а в кладовые кожи, сапоги и куртки, совершенно не противилась деньгам. Семьи Родригес и Гарсиа, разгружая повозки, полные мешков муки, брали, не смущаясь, деньги, полученные от торговли «бес-травой». Ну, а семья Круз, делая ежемесячный объезд всех охраняемых ranchieros и прочих, всегда с улыбкой принимала увесистые замшевые мешочки, набитые «орлами».

Хавьер, тогда еще совсем маленький, круглый, взъерошенный, с густыми черными бровями, соскакивал с деревянной кровати, накрытой тюфячком, плотно шуршащим листьями маиса, бежал наперегонки с тремя братьями и двумя сестрами умываться к колодцу. Родственников в los coral проживало много, до пятого-седьмого колена.

Вода из колодца, выложенного гладкими белыми камнями, холодила зубы, заставляла фыркать и подпрыгивать, ежиться. Золотистая лепешка на голубом небе смеялась с детьми, согревая замерзших. Двое молодых дядей Хавьера, Диего и Педро, знай себе окатывали племянников и племянниц, закаляя по какой-то хитрой системе. Madron Луиза, всегда стоявшая на крыльце своего дома, улыбалась, хмуря брови, тонко выщипанные по моде.

Гребень стены, где ходили вооруженные взрослые, ронял все удлинявшуюся тень. С общей кухни несло ветром вкусные запахи бобов с мясом и густым соусом, свежих лепешек, густо сваренного кофе, зелени и пряностей. Хавьер, всегда любивший вкусно и много поесть, всю оставшуюся жизнь расплывался, как довольный кот, вспоминая детские утренние часы.

Основной доход семья получала не с нескольких полей, сплошь засеянных дешевыми сортами. Нет. Главными благодетелями Мартинесов, пережив Бойню, стали несколько приземистых и длинных пластиковых коробов. Там, в парилке и духоте, вызревали лучшие кусты, благородно-зеленые, осыпанные соцветиями. Там Хавьер провел много детских часов, обучаясь у старого Роберто. Но тянуло его к другому.

Каждый приезд мужчин, хотя частенько и женщин, семьи Круз становился для него маленьким праздником. Madron Луиза, видевшая все и вся за своим черно-красным веером, хмурилась и приходила вечером к родителям Хавьера. Случалось, его даже пороли. Но каждый раз, заведомо узнавая о дне и часе их приезда, Хавьер обязательно оказывался где-то рядом.

Конечно, сама семья всегда могла постоять за себя. Частенько во время дальних отлучек мужчин, продававших и доставлявших выручку с проданного, тем приходилось стрелять, резать, убивать всем, что попадало под руку. Оружейная комната Мартинес вызывала зависть у всех вокруг, как и отвага мужчин. Только не у семьи Круз.

Семья Хавьера владела несколькими тяжелыми трехосными фургонами. Броня, местами державшаяся не на сварке, а на клепках. Круглые черепахи башенок на спине каждого смотрели в мир хитрым прищуром пулеметов «браунинга». На таких усачи с красными платками на крепких шеях выезжали по делам торговли. Старые машины, каждый раз после поездки встававшие в большой ангар старика Санчеса и его сыновей на ремонт.

Семья Круз имела разную технику. Но группы, охранявшие провинцию, всегда собирались одинаково. Тройка квадроциклов, бронированный грузовик, высокий, большой. И броневик-вездеход. Никаких клепок, никакой плохо подогнанной броневой плиты. Оружия одной группы вполне хватило бы на всю семью Мартинес. Но главным богатством семьи были ее бойцы. Мужчины и женщины, одинаково подтянутые, умелые, скрывающие лица за клетчатыми плотными платками и очками-масками на половину лица. В абсолютно одинаковой форме, увешанные с ног до головы оружием, стоившим столько же, сколько все оружие Мартинесов. И Хавьер очень хотел стать таким же.

Когда ему стукнуло шестнадцать, в провинцию заехали вербовщики КША.

– Что, сынок, хочешь повоевать? – спросил Хавьера сержант, протерев затылок платком, и надвинул шляпу на глаза. – А?

Хавьер дернулся ответить и замолчал. Madron, сухая, высокая, в черном, уже шла к нему. Рассекала толпу на рыночной площади, обгоняя телохранителей. Люди расступались, шепчась и оглядываясь. Луизу побаивались.

Вербовщик покосился в ее сторону и вздохнул. Чертовы мексикашки! Вон, прет гранд-маман, явно мать или любимая тетка парня, единственного на всю округу желающего записаться.

Конфедеративные Штаты пели свою последнюю песенку. Дикси, триста лет назад не давшие Союзу забрать их свободу, ревевшие rebel-yell под красно-синим знаменем, не смогли пережить Бойню. Союз, наплевав на братский договор, давным-давно подписанный с их стороны Линкольном, предал их. Вместо войны с исчадиями ада случилась новая война с янки. И южане проиграли северянам. Держались Техас, Нью-Мексико и кусок Алабамы. И все. И где брать солдат?

– Хавьер! – Madron остановилась рядом. На вербовщика она даже не взглянула. – Тебе стоит отойти от этого человека.

– Но…

– Помоги сестре! – Луиза нахмурила брови. – Живее.

Вербовщик вздохнул. Рекрут из здоровенного мексиканца был бы хоть куда. Madron наклонилась к нему, пробежалась взглядом, неторопливо, сверху вниз. Вербовщик, ветеран «Парней Дьюи», краснорожий, с дубленой кожей на загривке, дернул верхней губой. Как старый, с белыми ниточками шрамов по вислым щекам, бульмастиф, показывая клыки. У сержанта левый клык, желтый, прокуренный, давно сломался. Но добрее и мягче он от этого не казался.

Серый мундир пехоты говорил сам за себя. Две «Южных звезды», один «Мексиканский крест», нашивки за пять серьезных ранений, дополнительная желтая «галочка» к нашивкам сержанта. Ему довелось повоевать. И с людьми, и с нечистью, идущей на землю из Адских врат. Хотя, судя по скрещенным саблям на кепи, в последнее время он воевал именно с людьми. Бойня этому не мешала.

За его спиной сидели, курили, перемигивались с местными шлюхами его люди. Пять серьезных, испытанных бойцов. С полным комплектом вооружения и боеприпасов.

Но сержант все же нервничал при виде этой немолодой женщины с красивой большой черной пелериной на плечах, с веером, постукивающим по ладони, с оценивающим взглядом глубоких карих глаз. О да, дьявол ее побери, глаза эти оценивали безошибочно.