Евгений Аллард - Ловушка для Сверхновой

— Как вы не понимаете, Эва! — вскричал Артур в каком-то отчаянье, лицо жутко раскраснелось, на глазах выступили слезы. — Я не могу сделать её! Не могу.

Дзынь. Вилка выпала из моей руки, звонко шлёпнулась на пол, а я застыла в полном изумлении. Вскрикнув как раненная птица, Никитин отвернулся, и с острой жалостью я заметила, как по его щеке пролились слеза, оставив влажную дорожку. Закрыл лицо руками, сгорбился, плечи пару раз вздрогнули, словно в рыданиях.

— Про… простите, Артур, — бросило в жар, запылали щеки. — Я не хотела вас…

«Обидеть», — хотелось сказать, но я осеклась. Что-то другое мучило Никитина, не связанное с моими словами, и сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

— Ничего, Эва, — он повернулся ко мне, положив на стол руки, кадык пару раз поднялся, застрял, и опустился, словно ему было трудно глотать. — Мне чего-то не хватает. Какого-то крошечного шажка, чтобы покорить эту вершину. Кажется, я стою у врат рая, но кто-то или что-то не пускает меня туда. За какие-то мои прегрешения.

— Артур, я все-таки хотела вернуться к вопросу со звездолётом. Мой редактор пребывает в нетерпении. Рвёт и мечет. Требует, чтобы я сделала репортаж о строительстве, о доках. Вы обещали провести экскурсию. Помните? В студии? И ещё. Мне хотелось бы, чтобы полковник Громов доставил меня туда.

— Полковник Громов, — эхом повторил Никитин, тяжело вздохнул, в задумчивости поскрёб ногтями по подбородку, будто проверял, насколько плохо побрился. — Боюсь, это невозможно.

— Почему? Полковник болен?

— Нет. Он… — Никитин ронял звуки, они падали расплавленным свинцом, и с каждой каплей нарастало напряжение в моей душе. — В общем, Эва. Полковника похитили. Недавно.

В столовую будто ворвался арктический ветерок, пробежал по спине, приморозил ноги к полу.

— И кто его похитил? Секта? Что они хотят?

— Они хотели мою разработку.

— И вы не отдали?

— Я отдал, — с тоской проронил он. — Всё передал. Собрал все данные, всю информацию. Почти двадцать лет моих исследований. Отчёты об экспериментах. Удачных, неудачных. Абсолютно всё. Но они не были удовлетворены. Они пригрозили…

Он запнулся, отвёл глаза.

— Говорите, черт возьми! Я не маленькая девочка! В обморок ну упаду!

— Они сказали, что дают пять дней мне на все. И за каждый день просрочки станут пересылать часть тела Громова. А на пятый день пришлют его голову. И после того, как я передал результаты своих исследований, прислали его руку. Вот.

Он вновь замолчал, и это увеличило мою муку. Хотелось закричать, завизжать, разбить тарелку, чашку об пол. Но я будто застыла в оцепенении, лишь старалась не выдать своих чувств. Потерянная рука? Не так страшно. Биотехнологии протезов творят чудеса. И даже это неважно. Лишь бы он был жив. Только бы живой!

— Проблема в том, Эва, — Никитин сжал мне руку, притянул к своим губам, словно хотел подпитаться моими силами, потому что его собственные были на исходе. — Наши эксперты сделали генетический анализ. Впрочем, это не важно. Я бы узнал и так. Но они сказали… Они сказали, что руку отрезали уже у мёртвого человека. Понимаете? Они убили его до того, как попытались заполучить мою разработку.

Но почему, почему они не похитили самого Никитина?! Мысль обожгла сразу, бесстыдно и безжалостно. Зачем они похитили Олега? Нет. Я не верю. Не могу поверить! Это какая-то страшная ошибка. Он только что был жив. Вот только что. Нет, я не могу, не хочу его терять. Пусть он никогда бы не полюбил меня. Но он согревал бы меня. Только тем, что существует. Улыбкой, голосом. Все расплылось, смешалось в тошнотворную кашу — занавески за спиной Никитина, его фигура, тарелки, чашки. Пропал цвет, всё стало серым, унылым, безжизненным. Я выпала из этой реальности на мгновение куда-то в безмолвную тьму.

— Но может быть, это ошибка? — собрав последние силы, пролепетала я.

— Нет, — Артур покачал головой. — Мы запросили разрешение у Совета использовать самые мощные спутниковые радиотелескопы для его поисков. Но нигде на Земле. Нигде нет Громова, — он помедлил, будто собирался с силами. — Живого. Вы понимаете? Его маяк молчит.

— Но, может быть, похитители глушат его. Или удалили его.

— У Громова ДНК-маяк, выращенный в его теле. Он отключается только со смертью владельца. Сомнений нет. Так что, на звездолёт доставит вас кто-то другой. Возможно, Ян Беккер. Теперь он командир подразделения.

Вся эта идея с посещением звездолёта потеряла всякий смысл для меня. Да вся моя жизнь рассыпалась на миллион ничего не значащих бесполезных осколков.

Артур что-то говорил ещё, монотонно, без всякой интонации, без эмоций, будто все чувства исчезли. Завтра на базе состоится ритуал прощания с полковником. И я тут же сказала, что хочу попасть на базу. Какая-то идея поселилась у меня в голове, заглушая острую боль потери. Никитин вяло отговаривал, но я чувствовала, ему самому хочется, чтобы я была с ним, поддержала его там. И быстро сдался.

Когда Никитин ушёл, я вернулась в свою палату, упала навзничь, и слезы залили лицо. Я рыдала и не могла остановиться. Только-только освобождалась от очередного приступа, как другой, ещё более тяжёлый и сильный, сводил меня с ума. Но я старалась плакать беззвучно. Ненавижу, когда кто-то видит мои слёзы, пытается успокоить. И потом пришло полное отупение. Лежала в странном оцепенении, будто погрузившись в летаргический сон. Солнечный свет постепенно отступил под напором вечерних сумерек. Зашла Розалинда и напомнила об ужине. Автоматически я потащилась туда, чтобы не вызывать подозрений. И потом вновь распласталась на кровати, пялилась в потолок и бессильные слезы текли по щекам, противно заливались в уши.

И я провалилась в странную полудрёму, где скользили беззвучно серые тени. Я стояла у окна. За ним умирала розовая зарница над горизонтом, чёрными нелепыми птицами неслись облака. Их прошивали инверсионными следами флаеры. А я рыдала, пытаясь выплеснуть тоску, разрывавшую душу. И думала: «я бы могла отдать тебе всю мою кровь, чтобы спасти тебя. Но у тебя другая группа крови, звёздная. Ты человек, который пришёл из другой галактики и ушёл, так и не получив помощи».

Я помнила смутно, фрагментами то, что происходило на следующий день. Серое небо, серые стены, зажавшие в тиски аэродром. В центре площади, на фоне башни с телескопом — на высоком постаменте гроб, скрытый под тяжёлыми бело-сине- красными складками знамени планеты. И очень много наград, на которых не жалели драгоценных камней. Об их ледяной блеск разбивался вдребезги солнечный свет, так что было больно глазам. Не думала, что у Олега столько наград. Я искала о нём информацию, как о человеке, что любил, чем жил. И совсем забыла, что он был талантливым пилотом, мужественным, смелым, много раз рисковавшим жизнью. Я слышала об этом обрывки фраз из речей тех, кто приехал сюда, почтить его память.