Евгений Аллард - Ловушка для Сверхновой

Застывшие у гроба часовые — пилоты с серебряными крылышками на рукавах. Ян Беккер, ставший теперь во главе подразделения, словно постарел за эти дни, выглядел лет на десять старше. Лицо будто вырезано из серого камня, глаза обратились внутрь себя, губы сжались в тонкую линию.

Я держала под руку Никитина, пребывая в забытьи, и в мозгу то и дело всплывала глупая мысль: «я так и не смогла сказать ему, что люблю его».

Сколько раз я вела репортажи о похоронах известных людей: политиков, актёров, писателей, художников. И всегда старалась запомнить, как можно больше ярких деталей, мыслей, которые появлялись у меня в тот момент, хотя бесстрастные око нескольких голографов фиксировало тщательно всю обстановку.

Но сейчас не хотелось ничего запоминать. Наоборот, я мечтала закрыть глаза, умчаться мыслями туда, где не слышна траурная музыка, шарканье ног, речи. От всего этого хотелось взвыть, упасть в истерике и зарыдать. Как тяжела обязанностей живых по сопровождению мёртвых.

Заглушая унылую мелодию духовых, послышался нарастающий гул турбин. Под куполом неба закружились в вальсе истребители. Синхронно пронеслись навстречу друг другу над гробом, оставляя за собой вихревые жгуты, окрашенные в траурный чёрный цвет. И перехватило горло, сердце сжала холодная тоска, когда перед мысленным взором вспыхнул божественный танец самолёта на том самом, первом авиашоу. И зачем я только пошла туда. Не увидела бы никогда — не влюбилась. И не мучилась так сейчас.

И вот, всё закончилось. Гроб с символическим телом медленно спустился в нишу и на его месте возникла серая плита с выбитыми на ней именем Олега Громова и датами его жизни и смерти.

Что делать мне теперь, с этой гулкой пустотой внутри. Куда деваться от мучительных мыслей? Впрочем, мучиться осталось недолго. Я уже всё решила. Только грызла совесть, совсем немного, что Артур, который так доверчиво держал меня сейчас под руку, выбросил на ветер столько денег. Но ведь я не просила возвращать меня с того света. Не просила! Если бы не нашлись деньги на восстановление функций мозга, моё тело-овощ просто отключили бы от аппаратов поддержки жизни.

Но внезапная мысль озарила меня, как ослепительная вспышка, разорвавшая тьму. И принесла невероятное облегчение, от которого боль стала не такой острой. Я сделаю репортаж о Олеге, и создам о нем биографию. Ведь я столько знаю о нём, о его привычках, увлечениях. А теперь и о его работе. Да, он не известный художник, или писатель. Не режиссёр, и не знаменитый певец, но он просто мужественный и сильный человек.

Никитин отвёз меня в клинику. А там мою просьбу восприняли спокойно, даже равнодушно. Никто не стал задерживать или уговаривать меня. И я переселилась на базу. Мне выделили небольшую комнату, и позволили оформить так, как я хотела сама. Теперь я могла разговаривать со сослуживцами Олега, записывать истории, которые казались иногда смешными, иногда совершенно не реальными. Но образ его становился всё более объёмным, по-настоящему оживал для меня. И стало казаться, что Олег где-то здесь. Я не могу встретить его, увидеть, но не потому что его нет на свете, а потому, что он занят.

Круглые сутки грозно гудели турбины, так что дребезжали стекла в окнах. Взлетали и садились космолёты. Представить не могла, что пилоты должны столько посвящать тренировках. Когда не спалось, я выходила на аэродром, когда только- только заря занималась за высокими стенами, набрасывая на космолёты, ангары, диспетчерскую вышку сияющее алое покрывало. И думала о том, что Олег также вставал по утрам, проходил по плитам пластибетона, вдыхал утреннюю прохладу, смешанную с резким запахом синтетического топлива и резины. Эти стены слышали его голос, которым он мог властно и резко отдавать приказы и в то же время мягко и дружелюбно похвалить, поддержать. Он не смог выгнать ни одного пилота, даже самого бесперспективного. Если парень не вписывался в общую команду, Олег делал все, чтобы помочь ему.

А потом я встретилась с Яном Беккером, который стал командиром подразделения. Он почему-то ускользал от меня под разными, порой нелепыми предлогами отказывался разговорить. Это вначале удивляло, потом злило. Потом мне просто хотелось подстеречь его и спросить напрямую, почему он избегает меня? Он словно пытался скрыть от меня какую-то важную часть жизни Олега. И тут Беккер сам позвал меня.

Его кабинет скорее напоминал диспетчерский центр или капитанский мостик. Перед дугообразным столом из светлого пластика — высокая голографическая панель до потолка с быстроменяющейся информацией. Все стены закрыты такими же панелями.

Не успела я присесть в кресло, как Беккер почти без предисловия начал рассказывать о Олеге и только в превосходных степенях. Я всё это слышала уже от других пилотов, но никто из них не произносил такие хвалебные речи. Это выглядело пафосно. Но в то же время, я ощущала, что Беккер был честен со мной, и с собой. Он выплёскивал те чувства, которые мучили его, также как и меня. Он словно читал мои мысли. И казалось каждой фразой заводил себя. Сжимал и разжимал кулаки, губы нервно поддёргивались. И яростно блестели глаза.

И тут он резко оборвал свой монолог. Воцарилась пауза, которую я не смела прерывать. Но затем Беккер вздёрнул подбородок и отчеканил:

— И ещё, госпожа Райкова. Секта Макбрайда, наконец получит по заслугам. И я хочу, чтобы вы записали и выдали в эфир моё воззвание об этом. Да, это месть. Месть за все их гнусные дела, диверсии, гибель людей. И главное — убийство полковника Громова.

— Что вы имеете в виду?

— Мы давно знаем, где находится лагерь этих ублюдков. Но власть не давала нам возможность расправиться с ними. А теперь в нарушении всех приказов и инструкций я отдал приказ уничтожить «осиное гнездо». Знаю, как рискую. Но все пилоты будут участвовать добровольно. Они знают, чем им это грозит. А я возглавлю эту операцию.

Сердце заколотилось так радостно и внезапно, что сбилось дыхание. Колени ослабли, задрожали руки. Но, собравшись с духом, как можно спокойней я сказала:

— Господин Беккер, я хочу принять участие в этой миссии.

— Совершенно невозможно.

Беккер вскочил со стула, подошёл к окну, и застыл как статуя, лицо в профиль будто стало барельефом, впечатанным в светлый пластик.

— У меня есть лицензия пилота.

— Это не имеет значения. Вы — гражданское лицо. А это военная миссия. По нашим разведданным лагерь секты напичкан самыми современными средствами ПВО. Ракетные установки, радары, лазеры, боевые роботы. Их нужно уничтожить с воздуха. А пилотировать истребительный космолёт вы не сможете.

— У вас же есть космолёты для двух членов экипажа. Я могу полететь дублёром. На войне были корреспонденты. Без них никто бы не узнал, что творилось там.