Ник Перумов - Череп на рукаве [litres]

Сходящиеся стены прижимают меня ещё ближе к потоку, он по-прежнему пузырится, но коричневые «яйца» на поверхность больше не выскакивают. Он признал меня за своего? Да нет, такое невозможно. Разве что на время, подобно тому как во время болезни способность организма распознавать «врагов» может ослабляться…

Что-то кричат в переговорник… не отвечать, не отвечать… я сам сейчас – плывущий в слое тёплой слизи зародыш… ничего больше… ничего больше.

Пока меня пропускают. Кажется, что я ползу так уже бесконечно долго. Секунды, секунды, секунды… я – это не я. Я крошечный коричневый пузырёк… ничего больше… ничего больше…

Завеса мрака плавно и мягко смыкается за мной. Это что-то вроде плотного роя крошечных насекомых – но на меня они внимания не обращают. Их дело – создавать завесу. Больше они ни на что не запрограммированы.

И тут, в небольшой совсем пещерке, я увидел исток. Увы, не сияющий инопланетный артефакт. Не неведомое .

Мы были правы. «Амёба». Та самая «амёба». Громадный пухлый шар в каменном бассейне явно искусственного происхождения. Сверху через узкие щели струится вода. Поверхность «амёбы», почти что чёрная, бурлит и ходит волнами. Через широкий проём в стенке бассейна вытекает «продукт» – коричневая слизь. Зародыши ещё слишком мелки, сейчас это просто икринки, не больше.

Я не шевелюсь. Замираю, вжимаюсь в пол. В принципе, больше тут делать нечего. Надо просто отловить одну из таких «амёб», посадить в цистерну, и изучай, сколько влезет.

Я включаю коммуникатор.

– Видно меня? Есть сигнал?

Молчание. Коммуникатор тоже мёртв, как камень. Заблокировали связь? Эти милые мушки-толкунцы играют, помимо всего прочего, роль настоящего экрана?

Что мне делать? Сжечь исток? Или ползти обратно?

Но ведь они не тронули тебя…

Какое-то время я ещё медлю. Потом решительно поворачиваю назад. И верно, стоит мне миновать живую завесу, как связь тотчас налаживается.

– Штабс-ефрейтор! Фатеев! Штабс-ефрейтор! – орёт секурист.

– Я, господин риттмейстер…

– Тьфу, доннерветтер! Ну и напугал ты нас!..

– Осмелюсь доложить, господин риттмейстер, – исток обнаружен. Запись имеется. Но… подойти к нему мы, боюсь, не сможем.

– А, ты про эту тварь… как тебе удалось?

– Потом, господин… – одними губами отвечаю я, потому что над поверхностью потока слизи вдруг взмывает сразу три крупных, размером в кулак, существа, больше всего напоминающих наших шмелей. Я замираю. Но твари отчего-то не атакуют. Вместо этого я словно сам начинаю видеть пещеру их глазами… и вижу себя со стороны, прижавшегося к грязному и мокрому камню, а ко мне… тянутся, тянутся, тянутся коричнево-красные жилы, извиваются, словно змеи, поднимаясь над поверхностью «студня», им, похоже, надо втянуть обратно «выскочивший пузырёк», дать ему питание , вернуть в лоно родной тёплой слизи…

За «шмелями» на самом деле тянутся тонкие красноватые ниточки, словно за трассерами.

Я откатываюсь. Бросаюсь вперёд так, словно у меня под пузом вот-вот рванёт противотанковая мина. И поверхность «ручья» тотчас взрывается. Но на сей раз отделение в полном составе держит наготове огнемёты, даже госпожи обер-лейтенантши, даже Гилви и капитан-гестаповец.

Над моей головой проносится огненный плащ. Он сметает взлетевших «шмелей» и тех, кто последовал за ними. Поверхность потока превращается в огненное море.

– Ходу, ходу! – ору я, и мы, подхватив кофры наших научниц, кидаемся прочь. Я вместе с Микки оказываюсь позади, щедро заливая пещеру огнём. «Ручей» кипит, и мне чудится – я слышу долгий, высокий и томительный вопль боли.

Мы пулями вылетаем из пещеры, бросаемся вверх по склону, прочь от потока, к базовому лагерю, где, по крайней мере, есть большой запас огнемётной смеси в готовых к употреблению канистрах.

Однако за нами уже вскипало . Снизу, из ущелья, там, где поток становился уже широким и медленным, донеслось знакомое хлопанье – так рвались коричневые пузыри в тот день, когда пять отделений, ничего не подозревая, вышли на берег «инкубатора».

Никогда в своей жизни мы не бегали так быстро. Даже когда уходили из-под готового вот-вот обрушиться артиллерийского барража.

А потом над скалами поднялась Туча . Настоящая Туча. Но на сей раз поток допустил ошибку. Существа, которых он бросил против нас, оказались несколько крупноваты. Почти как два кулака каждое, идеальная мишень для дроби.

К пламени огнемётов прибавились хлопки дробовиков. Стреляли обер-лейтенантши и Гилви. Туча налетела… и пронеслась, вспыхивая сотнями пламенных клубков. Нас опоясала стена огня, мы жгли все, что приближалось, и первый приступ удалось отбить, потому что нападавшие на нас твари не знали и не понимали никаких правил военного искусства.

Но снизу летели новые. Хлопки слились в один сплошной треск; мы волей-неволей сжимали кольцо, кое-как прикрывая спины друг друга, когда кто-то менял канистры с напалмом.

И всё-таки это был конец. Вокруг лагеря всё пылало, и – полагал я – очень скоро эти создания сообразят, что бессмысленно атаковать вдоль поверхности земли, достаточно навалиться на нас сверху, и наши огнемёты станут бесполезны.

Рокот рассекающих воздух вертолётных лопастей показался мне божественно прекрасным пением ангелов.

Сразу четыре машины падали с неба, транспортник и два «Кондора» огневой поддержки. Два геликоптера с рёвом пронеслись над Тучей, заливая её напалмом из баков. Транспортный почти что рухнул к земле, зависая над самой поверхностью, – высший пилотаж для вертолётчика и смертельный риск. Первыми мы зашвырнули внутрь девчонок. Даже если они обер-лейтенанты. Гилви… с её-то эмблемой я бы заколебался. Про её эмблему я буду помнить всегда, и что было сделано под этой эмблемой.

Мы насилу успели. Валились на железный пол кабины как придётся. Машина пошла вверх, не успев даже задвинуть двери.

Поднимавшиеся из долины бестии попытались было гнаться, однако затем в недоумении закружились на месте и стали опускаться вниз, исчезая за деревьями на склонах.

Машина внезапно изменила курс и полетела следом. Я видел, как и Грета и Мартина – обе повисли на риттмейстере, что-то истошно у него домогаясь. Миг спустя я понял что. Обе обер-лейтенантши припали к иллюминаторам с камерами – и мы все увидели, как тонут в струящемся «студне» не выполнившие свою задачу «жуки». За ними никто не гнался, они не пытались спастись – просто опускались на поверхность «желе», и серая масса мгновенно поглощала их. «Студень» тоже не любил зря тратить ресурсы.

…Не буду рассказывать, как мы добрались до лагеря. И что случилось потом. Заснятые мной кадры прокручивались множество раз. Лейтенанты, обер-лейтенанты, капитаны и риттмейстеры подходили хлопнуть меня по плечу. Отделению же долго отдыхать не дали. Мы теперь считались самыми крутыми парнями, которым изловить новый «истоковый зародыш» не составит никакого труда.