Илья Лислап - Авар

Когда корабль подлетел к станции, то сразу было видно, что она стара, пуста и давно заброшена. Гравитации на станции не было, атмосферы тоже. После стыковки, хотя она и была очень аккуратной, разный мусор сдвинулся с привычных мест и начал дрейфовать по отсекам и коридорам. Мусор был не опасен, но сразу было видно – проходил по этому коридору кто-нибудь недавно или нет. Несущие конструкции станции еще держали, но "на последнем издыхании". Дроиды набросились на станцию и начали ее разбирать. Ничего – на вторсырье все сгодится – все не астероиды ковырять.

Крупные куски измельчались и паковались в контейнеры. Всю компьютерную технику стаскивали на отдельную обработку. Блоки памяти аккуратно извлекались. Искин проверял хранимую на них информацию. Потом тоже все шло на переработку. Когда все контейнеры были заполнены, станция лишилась значительного своего куска.

"Что с центром управления?" —отправил капитан запрос корабельному искину.

"Там был биоискин. Давно мертвый".

"Понятно. Я так и думал. Что с информацией? Удалось что-нибудь найти?"

"Сохранившиеся блоки памяти заполнены разными управляющими конструктами. Из необычного – текст на нескольких языках".

"Текст?"

"Да".

"Перешли мне его".

"Принято".

"Капитан! Стартуем?" — пришел запрос от навигатора.

"Да".

"Мы сюда еще вернемся?"

"Возможно. Если ничего лучше не подвернется".

Позже, после перелета и сдачи всего набранного на станции, капитан с навигатором и техником сидели в баре.

— Что там с информацией, — спросил техник.

— В смысле, — откликнулся капитан.

— Я о тексте, что искин накопал?

— Это сложно назвать информацией. Скорее это рассказ или дневник.

— Что-нибудь интересное, — решил уточнить навигатор.

— Для меня – да. Я узнал эту станцию. Я на ней родился.

— Скинь мне. Я тоже почитаю.

Я очнулся, лежа на полу. Я лежал голый, на жестком полу. На полу из какого-то странного материала. Холодно не было, и жарко не было, и сил не было. Под головой у меня было что-то мягкое. Был какой-то странный рассеянный свет. Попробовать шевельнуться? Не получилось, да и лень. И все-таки где это я? Я – это кто?

Я родился и вырос в подмосковном поселке. Сам ходил в детский садик, он был недалеко от моего дома, минут пять идти, а я, естественно, бегал. Сам потом стал ходить в школу. В школе я не особенно себя утруждал, занимался только тем, что интересно. Сначала было интересно гулять на улице, играть в прятки и жечь костры на окраине поселка летом, ходить на лыжах и бросаться снежками зимой. Лыжня начиналась прямо от подъезда и шла в лес. Потом я научился искать грибы и ловить бычков-ратанов в прудике. Грибы росли прямо между домов. Потом – научился ездить на велосипеде. За грибами и на рыбалку мы с приятелями начали гонять на великах.

Потом начались интересные предметы. Мне понравилась математика и физика с химией. Писал я коряво, мне за это снижали оценки, но не по этим предметам. Когда стал постарше, увлекся фантастикой. Записался во все окрестные библиотеки. Мне нравились Хайнлайн и Гаррисон, Кларк и Азимов, Лем и Бредбери. В старших классах неожиданно сильное впечатление произвел Замятин – "Мы". Книги школьной программы я читал, но без энтузиазма. Достоевского и четвертый том "Войны и Мира" школьником я не понял. "Братьев Карамазовых" я оценил только после аспирантуры.

Мне легко давалось решение задач и я начал выигрывать олимпиады. Ничего, особенно серьезного, но призовые места в МГУ по математике и МФТИ по физике у меня были. К окончанию школы я твердо знал, что хочу учиться только на мехмате. Запасные варианты я не рассматривал. Я был очень самоуверен и поступил практически халявно. Написал письменную математику на тройку – других оценок на этом экзамене практически не было. На математике устно получил пятерку. Билет я ответил, задачу билета решил, решил первую дополнительную задачу и мне дали вторую. На пять минут. Эту вторую задачу я не решил, но начал рассказывать свои мысли о ее решении. Вдруг преподаватель как-то странно посмотрел на меня, поставил мне "отлично" и отпустил с экзамена. Только в электричке, проговаривая произнесенные мной слова, я понял простоту и красоту короткого, очевидного решения, которое я фактически рассказал. Спасибо нашей учительнице по русскому и литературе Людмиле П., что гоняла меня, заставляя читать все произведения школьной программы, — на сочинении я получил заветную тройку. Сейчас уже и не вспомню, что там было-то? "Партия и Ленин – близнецы-братья?" А тогда ведь написал, да еще и не завалился.

Я был маленький – метр шестьдесят с чем-то. Девочками я уже интересовался, а они мной – нет. Одноклассницы уже вовсю бегали на свидания, целовались и тискались в подъездах, но не со мной. Девочки мной не интересовались, так что от учебы меня ничего не отвлекало.

Учиться было трудно. Преподаватель давал какую-нибудь задачу, пока я пытался понять, что же там спрашивается, кто-нибудь из матшколы с места говорил – ответ такой-то. Я сказал себе: "Да, Илья, это тебе не наша поселковая средняя школа!"

Точно! Я вспомнил! Меня зовут Илья!

Я делал все домашние задания, домашних заданий было много. Решал их даже в метро и электричке. Все-таки почти два часа в одну сторону. Первую сессию я сдал на отлично. Потом товарищ Язов решил призвать меня в армию. Вторую сессию я сдал без троек, попил водки на проводах и пошел на призывной пункт. Как потом оказалось, с мехмата я призвался одним из последних. Наш курс разделился пополам – на тех, кто родился весной и попал на весенний призыв, и на тех, кто родился осенью и остался учиться. В части, глядя на меня, офицеры матерились – 46 килограмм. Отслужил я, в итоге, нормально. Конечно, поначалу пришлось очень тяжело. Я был слабый, в обычном понимании этого слова. Да, я мог поднять свой вес и подтянуться двадцать раз без сапог. А надо было таскать ребят по восемьдесят килограмм, бегать, прыгать и подтягиваться в полной боевке. Но я развился, окреп, ко второму году службы я спокойно спал в снегу и ходил в самоволки, в самоволки я ходил за ягодами, грибами и на речку поплавать – до ближайшего поселка было неблизко. Что интересно, девочки мной по-прежнему не интересовались. Они время от времени приходили к нам в казарму, выбирали себе кавалеров и расходились с ними по разным нычкам. Меня они ни разу не выбрали.

Нас обычно ловили на этом. Прапорщик наш, грузный дядя предпенсионного возраста, нас материл, поясняя, что они несовершеннолетние, что по закону это наказуемо как изнасилование, что мы головами совсем не думаем.