Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

Проснулся Мишка с твердым намерением переехать. Куда угодно, хоть в туннель на рельсы, только подальше от этих колючек. И чтоб не откладывать дело в долгий ящик, решил поискать себе закуток. Не может быть, чтоб не нашлось пустого, ничем и никем не занятого угла!

Как оказалось, было еще очень рано, станция спала, и только дежурный на перроне отчаянно боролся со сном.

– Горшок! Чего, не спится? – парень не скрывал радости. – Иди сюда, вдвоем время убивать сподручнее.

Мишка послушно подошел – деваться все равно было некуда, сел на табурет. Откуда-то выскочил кот, запрыгнул юродивому на плечо и радостно заурчал.

– Ого, какой он у тебя трактор! А почему вдруг Мультик? Котов Васьками да Барсиками кличут, а ты Мультиком.

– Мишка мультики любит.

На самом деле, все было не так, но эту правду Горшок никому рассказывать не собирался. Во время своих скитаний по метро забрел Мишка на станцию Дыбенко, где быстро подсел на ее основной продукт. И с тех пор, как только появлялась в кармане валюта, а рядом – дилер, Горшок покупал заветный порошок, забивался в туннель, и «смотрел мультики». Такая удача выпадала ему не часто, но уж тогда он отрывался по полной. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не крысы. И не кот, вернее, тогда еще котенок. Крысы уже успели убедиться, что двуногий не опасен и прилаживались вкусно отобедать, когда котей храбро кинулся на них. Само собой, они бы и им отобедали, но тут Мишка очнулся.

– Мультик… – сказал он, взглянув на котенка.

Так кошак получил и имя, и хозяина, хоть и беспутного, но заботливого и любящего.

– Эх, когда эти мультики были… Теперь лет сто не посмотришь. А то и больше. Слушай, Мишка, а правду говорят, что если в туннеле встретишь всадника в латах, то обязательно быть беде?

– Мишка всадников видел. В латах, и кони в латах. Лиц не видно. Скачут по туннелю, не останавливаются. Никого не трогают.

– Ух, я бы, наверное, умер от страха. Хорошо, что у нас тут никаких привидений нет.

Горшок про себя хихикнул: а вот сейчас мы тебя напугаем!

– Мишке рассказывали, что двери на платформе делали специально, чтоб нечисть из туннелей не выпускать.

Дежурный вздрогнул и огляделся: Петроградская как раз была из таких станций. Потом, чтоб успокоить себя, наверное, произнес:

– Скажешь тоже. Мы столько лет тут живем, никакой нечисти не видели!

«Еще бы… У вас тут нечисть покруче будет!»

– Может, не заходила. Или погибла. Тогда много погибло.

– Нечисть? Погибла? Да она еще больше расплодилась только. Наверх выйти нельзя, на каждом шагу какая-нить тварь, идешь и спотыкаешься. Хорошо, нас не трогают.

– Это новая нечисть. Погибла старая. А привидения есть. Мишка знает. В прошлую войну в туннелях у Парка Победы хоронили мертвых. Потом эти туннели закрыли. А сейчас они открылись, и мертвые выходят оттуда, идут по туннелям. Им нужна живая кровь.

Дежурный от страха аж посерел.

– Врешь поди. Это ж наша ветка – Парк Победы.

– Мишка не врет. Доберутся сюда – поверишь.

– Да пошел ты! Не дойдут они сюда, Горьковскую затопило!

Горшку приставучий дежурный порядком надоел, как надоело притворяться дебиловатым, говорить о себе в третьем лице короткими рублеными фразами. Когда-то это его забавляло, воспринималось как часть игры, как средство, помогающее выжить. Но за эти дни в Мишке что-то надломилось: паясничать больше не хотелось.

Дежурный между тем дошел до нужной кондиции: он дергался на каждый шум, постоянно оглядывался по сторонам.

– Мишка пойдет.

– Куда тебя понесло? Ночь же еще.

– Аркадьевна встала.

Дежурный дрожал от страха, но не признаваться же в этом юродивому?

– Ну и вали отсюда. Попросишь еще водички напиться…

Со стороны кухни действительно потянуло теплом: для поварихи день начинался рано.

– Мишка, хорошо, что пришел. Давай-ка, помоги мне.

Горшок Аркадьевне помогал частенько, просто чтоб не за так есть станционные харчи и хоть чем-то платить за приют.

За этим занятием его и застал Смотритель.

– Что, Михаил, тоже не спится? Раечка, чайку нам нальешь?

Горшок растерялся: желудок настойчиво требовал завтрак, но ждать его в компании Романа Ильича ему совсем не катило. Не по чину, как говорится, почет. Да и не хочется сейчас Мишке никого видеть. Разве вот что Аркадьевну. Горшок совсем не помнил свою мать. В детстве он часто представлял ее себе, придумывал, какая она может быть, в журналах выискивал женские фотки, выбирал самые-самые – вот она, его мама, точно такая же, красивая! Аркадьевна была кругленькой, маленькой, с хилыми беленькими волосиками, курносым носом и ласковыми глазами. И Мишка, впервые увидевший ее, взрослый, почти сорокалетний мужчина, вдруг понял: мама должна быть именно такой, с ласковыми глазами.

– Благодарствую. Я потом.

Мишка решил времени зря не терять: пока Ильич тут чаи распивает, разведать получше ближайшее к станции пространство. Нечисти он не боялся и в нее не верил, а от темноты у него было самое лучшее лекарство – фонарик-динамо, никаких тебе запасных аккумуляторов, главное – не выпускать его из рук. А потом и позавтракать можно. Аркадьевна поругается, что опоздал, но все равно накормит.

– Скажи, Аркадьевна, а за что ты так Витьку Лазарева невзлюбила? Только честно. Ведь не за то же, что он на мужа твоего похож?

– И за это тоже, наверное. А вообще… Бездельник он. Вон, Горшок, юродивый, а и то старается, мне помогает, ребятам. А этот только жрать горазд.

– Ты уж больно строга к нему, свое дело он знает, и хлеб отрабатывает. Да и Лизка моя… Любила же его за что-то?

– Ильич, ты как ребенок маленький, прям слово. Любовь зла – полюбишь и козла, забыл, что ли?

– Это точно. Ведь что только я ей говорил, как ни убеждал… Старый я стал, Раечка, старый и грустный, как ослик Иа. Может, и вправду мне на покой? Пусть Витек порулит, раз так рвется? А?

– Ослик Иа… Да нахрен Витьку этот руль сдался! Тут работать надо, пахать. А ему бы только и рыбку съесть, и… Тьфу, прости господи, на это самое сесть! Так что, не рыпайся.

– Не рыпайся… Легко сказать. А если этот чудило наворочает чего? Чую, опять он куда-то влез. Что-то готовит, таится.

– Да, засуетился, я тоже заметила. Горшок вот – вчера, кажись, было? – ему срочно понадобился. Не просто так, дело какое-то. Ты бы спросил нашего юродивого, чего это Витек забегал.

– Да я пытался. Молчит, как рыба об лед.

– А давай я спрошу. Ты ж начальник, а я – Аркадьевна, кормилица, – женщина засмеялась, – у нас с ним своя любовь. Ты в чуланчик спрячься пока, а я сейчас его кликну, наверняка где-то рядом обретается, голодный, чай. Эх, досталось видать, болезному – всегда есть хочет. А наложишь побольше – давится. Не, никогда ничего не оставляет, всегда чашку аж вылижет, мыть после не надо. Только чую: не лезет уже в него, объелся. А час пройдет: «Аркадьевна, нет пожевать чего?»