Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

Мишка прошел на станцию.

Со стороны «бара» – местной забегаловки – пахло едой. Так пахло, что у Горшка закружилась голова. Мультик свою проблему с голодом решил просто: терся об ноги, об ножки столов, изображал голодные обмороки и приступы обожания, другими словами – выпрашивал куски у посетителей. Кто-то гнал его, кто-то умилялся – киса – и подкармливал эту наглую рыжую морду. Уже через полчаса котей стал перебирать харчами. Наелся.

Но Горшок – не Мультик, ему за одну только милоту никто и крошки не даст. Да и милоты-то никакой нет и в помине. Раньше с едой и жильем проблем не было: амплуа юродивого и кормило его и позволяло не беспокоиться о крыше над головой. Можно было бы и сейчас повторить прошлый успех, да только Мишка поймал себя на мысли: все, был юродивый, да вышел. Ботаничка, а потом и питерские улицы начисто выбили из него желание кривляться. И как ему теперь быть, Горшок не имел представления.

– Мишка? Вернулся, надо же. А мы тут уж думали, что ты совсем сгинул у этих чокнутых. Как хоть они там? Гляжу, не обижали: отъелся, посвежел. Расскажешь что? Развлеки компанию, сделай милость.

Горшок не любил Леху. Впрочем, так его называл только он, для остальных это был Алексей Николаевич, «владелец заводов, газет, пароходов», вернее, гостиницы и этой забегаловки, которые давали неплохую прибыль. Человек, вроде, и не бедный, а скряга и жлоб. Мог пообещать, а сам обмануть, по принципу: по пятницам не подаю.

Но сейчас у Мишки особого выбора не было, и он подошел к столу. Увидев, что Горшок сглотнул слюну при виде закуси, Леха сделал воистину царский для него жест:

– Что уставился, жуй. А то на голодный желудок и врать-то скучно.

Уговаривать Горшка не пришлось. Но как бы голоден он ни был, все равно заметил, что здешняя стряпня и в подметки не годится тому, чем кормила его Аркадьевна.

– Ну, чем порадуешь?

Мишка уже знал, чем. Поверить – не поверят, это точно, а вот напугает он их тут до смерти. Хотя он ничего сочинять не собирался. Если только самую малость. Все рассказал, все одним махом вывалил. И про Хранителя, и про Царицу с Принцессой, и про то, как собственными глазами видел: скормил Хранитель своему кактусу ни в чем неповинного человека. И косточек от него не осталось. Все в красках и лицах, уж чего-чего, а рассказывать Горшок умел и знал, как заинтересовать, где рассмешить, а где – напустить жути. Постепенно вокруг Лехиного стола собралась небольшая толпа.

– Ну, Горшок, и горазд ты врать. Молодец! Страху напустил – в темный туннель теперь одному не сунуться. Эй, Заварза, на три дня у этого чудика тут кредит открыт, спросит – накормишь.

Три дня – это хорошо, это даже много – три дня. Если Мишка посчитал все правильно, то Волков с тем мужиком должны скоро явиться. Или максимум – к завтрашнему вечеру. Но даже если и сегодня, то Горшок все равно пару раз тут отобедает. Если успеет. В запас. А то брюхо, оно такое, старого добра не помнит.

– А скажи, Горшок… Ты от них как, совсем сбежал, или просто в гости заглянул?

– В гости. Я в саду заблудился, городом до вас шел.

– А Петра видел?

Горшок аж похолодел: ничто не напугало его так, ни каменные истуканы в Ботаническом саду, ни лианы, ни даже голодные псы. Памятник… С истуканами ему со страху и померещиться могло. А Петр был реальный! Мишка на что угодно мог поспорить: этот памятник гуляет по городу, как ему заблагорассудится!

– Глянь-ка, аж позеленел. Точно, видел. Ну-ка, расскажи, давай, соври что-нибудь.

Мишка обиделся. Никогда раньше не обижался на «соври что-нибудь», а теперь его это задело.

– А ты сам сходи туда, и все увидишь.

– Ну-кась, что я там увидеть должен? Колись, Мишка, не молчи, а то кредит отменю.

– Отменяй. Только все равно не поверишь. Я мертвый был.

Компания дружно заржала.

– А потом Петр тебя воскресил! И тебя зовут теперь Иисусом.

И опять хохот.

– Зачем богохульствуешь?

Компания примолкла, с удивлением уставилась на высокого худого мужика в старой тюбетейке.

– А тебе-то что, Сугроб? Молись своему Аллаху, а нашего Христа не тронь, мы с ним сами поладим. Иди, куда шел, иди, давай.

– Бог един…

– Един, един… Только вали отсюда. Давай, Горшок, ври дальше.

«Ври дальше»… Да не врет он! Только все равно не поверят…

– Петр церковь караулит. Кто там ворует, того убивает. А я оттуда ничего не взял.

– …И он тебя пощадил.

И опять этот хохот!

– Горшок, а, Горшок, а Петро наш не сказал, как он их убивает? Душит или головы отрывает?

А на самом деле, как?

– От страха они помирают.

– А ты, значит, не помер? В корешах у него теперь, небось, ходишь, а?

– Я ничего в церкви не украл…

– Это мы слышали. Но ты ж говорил, что помер, да воскрес?

Компания потешалась. Что ж, шуты для того и существуют.

– Не веришь – не надо! Только там мужик лежал, жмур, скелет один остался! А рядом чашка, золотая! Из церкви!

Смеяться сразу перестали. И хмель куда только делся?

– А то не Конь часом? Он вроде к Сампсонию-то намыливался?

– Мишка, скажи нам, ты хоть его рассмотрел, жмура этого? Какой он был?

– Больно надо. Дохляк как дохляк. Волосы, вроде, рыжие.

– Конь. Говорили ему: не ходи один. В том районе три стаи кормятся!

Не поверили – их дело. Конечно, списать на собак проще… Только Мишка знал точно – Петр это. И Конь сам виноват: воровать не надо было.

Со стороны казалось, что Горшок бесцельно бродит по перрону. На самом деле, это было совсем не так, Мишка искал место, куда бы ему спрятаться. Так, чтобы Волков и остальные его не видели, а он, наоборот, имел возможность за ними наблюдать. Иногда его подзывал к себе кто-нибудь из старых знакомых, расспрашивал о жизни, о том, как его опять занесло на Выборгскую. Мишка отвечал односложно, и лишь когда от него ждали байку, повторял то, что уже рассказал Лехе. Но уже без настроения: Горшок каждую секунду ждал появления Волкова, а нужное место так и не выбрал. Зато кот просто купался в любви и внимании, со всех сторон только и слышалось: кис-кис, кис-кис. Ребятня тискала его, взрослые – кормили, если было чем. С ним играли, его целовали, и рыжая бестия окончательно почувствовала себя пупом вселенной. Вот сейчас он развалился посередине платформы и занимался своим любимым делом: вылизывался.

– Мультик, молоко будешь?

Кот в его сторону даже голову не повернул.

– Ну все. Хватит наглеть!

Мишка подхватил Мультика, засунул его за пазуху, пошел к ближайшей палатке. Она стояла таким образом, что за ней можно было укрыться, пока Волков и его команда не покинут станцию. Пока так, а потом он что-нибудь сообразит. По обстоятельствам.

«Эй, Там-Тамыч! Что молчишь? Назначил меня Бэтменом и бросил? А если я не знаю, что делать? Тогда подсказывай, что ли!»