Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

– Это равняется два хромых!

Но помощь Векса Макар все-таки принял.

К Выборгской отряд подошел чуть позднее, чем планировалось. Дежурный, глянув на Волкова, присвистнул.

– Ну, мужик, ты и влип.

Волков побледнел, ожидая услышать никак не меньше, чем дату собственной смерти.

– Последнюю тарантеллу, можно сказать, схватил. Дня через три она на покой отправится, и до весны уже.

– Кого?!

– Паук это. Маленький, чуть больше мухи. Но зловредный. Если кусает, то всегда как раз в яйца норовит. Мягко ему там, что ли?

– Медом намазано! Лучше скажи, что делать.

– К доктору надо. И поскорее. Тут – чем быстрее, тем лучше. Иначе распухнет так, что ссаться слезами будешь. И аккуратнее в другой раз.

По перрону Волков с Макаром шли, сопровождаемые насмешками.

– Никакого сочувствия у людей, никакого сострадания!

– А ты, Макарушка, поплачься еще. Сами виноваты, вот народ и прикалывается. Ты бы сам первый, если что, ржать начал.

Мишка был в «баре», когда Волков и Макар зашли на станцию. Горшок заметил их первым, испугался, и уже начал ругать себя последними словами: столько стараний, и все псу под хвост, но сталкеры прошли мимо заведения, и в его сторону даже не взглянули. А вот их попутчики уселись как раз за соседний с Горшком стол. Одного из них он узнал, тот самый Кирилл, которого притащил Волков. Второй, получается, муринец? Разговаривали эти двое громко, не скрываясь, и Горшку не составило труда подслушать весь разговор.

– Мстя удалась на славу. Лично я доволен.

– Как тебе только в голову такое пришло? Не, поржали, от души. Я все боялся, потекут у тебя слезы, краска смоется.

– Я следил. Да и морковку на всякий прихватил. Хотя, нам бы тебе только противоядие получить, и хрен с ним, с этим маскарадом.

– Нет, Сань. Нам бы оттуда потом живыми уйти. И этих двоих все равно не надо бы со счетов списывать.

– Уйдем, Кирюха, уйдем. Я не Пашка, конечно, но кой-чего умею. Да и ты не лыком шит. Прорвемся.

– Прогуляться не хочешь? Пока эти чудики свои причиндалы лечат?

– До Сугроба? Да, пошли, конечно.

Горшок чуть с табуретки не свалился. Получается, этот второй и не муринец вовсе? Дела-а.

– Привет, Сухроб. Узнаешь?

– Не забыл, привет. Все нормально, значит, у вас? Все живы.

– Живы.

– И куда вы теперь?

– На Петроградскую.

– Спасать человечество? – Сухроб рассмеялся.

– А что? Может и так.

– Удачи. Возвращайтесь.

– Куда мы денемся.

Если уж играть в шпионов, так играть до конца. И Горшок отправился к медпункту.

Как такового доктора на Выборгской не было, зачем, если рядом целая станция медиков? Но фельдшера держали. В очереди к нему сейчас как раз и сидели Волков с Макаром. Вернее, сидел один Волков. Макар стоял. Они так были заняты собой, что не заметили бы Горшка, даже если бы он продефилировал у них подносом. Просто подумали бы – глюки. Под действием паучьего яда.

– Макар, да сядь ты! Надоел над головой торчать. Раздражаешь.

– Командир, а, командир, ты бы заткнулся. Без тебя тошно.

– А мне хорошо, так что ли?

Сталкеры помолчали.

– Волков, а, Волков? Тебе не кажется, что эти двое нарочно нас подставили?

– Не выдумывай, Макар. У тебя от паучьего яда паранойя пошла. Признай: сами мы с тобой лопухнулись.

Волков был мрачнее тучи: мало того, что причиндалы раздулись и болели, так еще и жутко хотелось «до ветру». А никак! Он уже два раза бегал. Без толку. Хоть доильный аппарат приставляй.

– Как хочешь. Паранойя, не паранойя, только смотри: ты да я – оба трюкнулись, а эти прислонились к стеночке, удобнее им так. Нас эти суки и покусали, а они смеются. Вот теперь и делай выводы.

– Да успокойся ты уже! Запомни: хорошо смеется тот, кто смеется последним! Вообще, радуйся, что эти двое целыми остались. Витек бы нас с тобой живьем сожрал за муринца! Так что будь доволен, что у тебя голова на месте останется, и принимай жизнь, как она есть. А жопа – дело наживное, пройдет.

– С нормальными яйцами ты так не философствовал.

– Вот видишь, ты уже и шутить начал.

Они опять замолчали. Горшок хотел уже уходить, ничего интересного эти болезные рассказать не могли. Жопы, яйца… Урок анатомии какой-то.

В этот момент неугомонный Макар опять подал голос.

– И чего мы этого Кирилла с собой тащим? Кончили бы прямо там. Все равно к одному финалу.

– Хранитель сказал – люминий, значит, люминий… Велел живым его привести. Поэтому живым и приведем. А что он с ним сделает – не наше дело. Ты, главное, моего сигнала не пропусти, а то забудешь со своей задницей все на свете.

В этот момент полог палатки приоткрылся.

– Ну, кто первым?..

Мишка застыл, переваривая информацию. Получается, Витек Кирюху кончить так и так хочет? Тогда что выходит? Ему, Мишке, совсем не надо спасать никакого человечества, а только этого самого Кирилла? Одного? Ну, или с этим, с муринцем. Так это же совсем другое дело, против этого Мишка совсем не возражает. Это можно. Это он точно справится. Один или двое – это не все человечество сразу…

– Что, когда компот пить будем?

– Не дождетесь.

– А раз так, может, двинемся? И так подзадержались.

И опять туннели, темнота, пыль, камни под ногами. Сампсониевская, мрачная и наводящая жуть. Шли медленно: Волкову каждый шаг причинял боль, а у Макара нога хоть и прошла, но поднялась температура, его знобило и всего ломало.

– Мужики, а, мужики. Волков?

– Чего пристал?

– Может, передохнем. Макар вон еле идет, шатает его.

– Один раз уже передохнули, что на сей раз придумали?

– Ты чего, командир?! Сам не видишь, что человеку худо?

Волков видел, но останавливаться не хотел. Извини, Макар, придется тебе потерпеть.

Ни Векс с Алексом, ни, тем более, Волков с Макаром не обратили внимания на то, что сзади них кто-то идет. Мишка осторожничал, но свет от фонарика не скроешь. Страха Горшок не испытывал, он и раньше не боялся тут пройти, а уж после его недавних приключений даже Сампсониевская казалась милым уютным местом.

Мишка понятия не имел, что и как будет делать, но совсем не беспокоился: будет день, будет и пища. Что сейчас загадывать, если совсем, ни капельки не представляешь, как поведут себя твои враги?

Враги? Мишка от этой неожиданной мысли застыл на месте. Он думает про Волкова, Макара, Виктора как о своих врагах?! Как о каких-нибудь там, господи прости, веганцах?

Но почему?! Тогда и Аркадьевна – враг? И Ильич тоже? И Пинцет? Все обитатели Петроградской – его враги? Получается, так? Нет, Мишка этого совсем не хочет! Они другие, Мишка – другой. Но нигде Горшку не было так хорошо. Совсем как дома. Наверное.

И Мишка заплакал. Всхлипывая, что-то бормоча себе под нос, растирая слезы по чумазому лицу. Горько-прегорько.