Поселягин Владимир - Слово чести [СИ]

Время подъёма я назначал на восемь утра, в девять мы уже должны были свернуться и покинуть стоянку у озера. Карманные часы имелись в подразделении, не только у меня, трофейные, постепенно расходились среди солдат, пока ими унтера владели, у Крапивина точно были, цепочку видел, и поэтому подъём был вовремя. Дежурной объявил побудку, но за час до неё тихонько поднял кашевара с помощником и моего денщика, чтобы те успели всё сделать. Завтрак уже приготовили, кашу на сале и чай, и мы приступили к завтраку. После него собрались и выехав на дорогу Калиш-Лодзь, направившись дальше. Та не пуста была, войск и обозов хватало. На нас поглядывали, особенно на конец колонны, но не останавливали. Повезло, наткнулись на интендантов, что ездили по округе, скупали гужевой транспорт, те всю кассу опустошили, но выкупили у нас всех лишних коней. Точнее не у нас, а у казаков, мы тут вообще, как бы не причём. Я о захвате лошадей ни в журнале боевых действий, ни в статьях не писал. Точнее нет, писал, но что они взяты не моей полукомандой, мол, казаки, что были при нас, не служивые, а добровольцы, именно они взяли их трофеями, и они по праву их. Дядька, который и обозвался владельцем всех лошадей, это мол его трофеи, на что я подтвердил, торговался долго и яростно и судя по счастливому лицу, сорвал тот солидный куш. Чуть позже, во время обеда, мы поделили средства. Себе я отложил, фельдфебелю сто рублей, взводным столько же, унтерам по пятьдесят, даже солдатам по двадцать рублей досталось. В общем, люди порадовались, а Крапивин с моей подачи стал обходить их и как бы намекать, если те будут также действовать и воевать, то призовые им ещё будут. Раненые по тридцать рублей получили. А ведь за десять рублей можно корову купить, да хорошую, молочную. А мы теперь без обузы ускорили ход и к пяти дня подъехали к городу. Заезжать не стали, у лесочка на опушке был разбит лагерь, там за старшего остался Крапивин. Фельдшер повёз раненых в госпиталь, он тут был, ему ещё запас медикаментов пополнять, а я, прихватив двуколку, куда загрузили повреждённый пулемёт, и некоторые мои вещи, с казаками и их вещами поскакал к городу. Со мной только два солдата были. Сначала поспрашивав, я узнал где армейские мастерские были, а они тут имелись, и сдал под роспись пулемёт в ремонт, пообещав мастеру германский пистолет подарить, если тот сегодня с ремонтом закончит, после этого направился в штаб армии. Где он находится мне теперь тоже известно, там стояло две легковых машины, одну ранее уже видел, и одна грузовая, офицеров также хватало. Оставив коня под присмотром двух моих солдат, казаков не было, я им задание дал, прошёл в здание, где представился дежурному офицеру, в звании штабс-капитана, прояснив проблему с собой. А тот вдруг заулыбался, и сообщил, что они обо мне знают. Мои рапорты дошли, те что я корнету-пограничнику дал. Сразу поинтересовался где полковое знамя германской части, и узнав, что при мне, снаружи в двуколке, охраняемой двумя солдатами, поднял трубку телефона и стал вызвать какого-то генерала. Как оказалось, командующего нашей Второй армией. Это был генерал Самсонов. Фамилия на слуху, помнится был такой генерал, и вроде даже успешный, это он или нет? Я только фамилию помню. Кончил тот вроде плохо и массу народу загубил.

Дальше дежурный лично меня сопроводил в кабинет командующего и тот подойдя, вдруг резко обнял меня, оцарапав лицо правым эполетом. Отстранившись, тот только и сказал:

— Спасибо тебе, поручик, ты даже не представляешь, как твои рапорты были к месту, при всеобщем отступлении. Пусть офицеры теперь знают, что и при отходе можно бить противника.

— Благодарю, господин генерал, однако хотелось бы добавить, что после расставания с пограничниками, мы поучаствовали ещё в нескольких схватках. Произвели обстрел дороги, уничтожив несколько сот германских солдат, потом уничтожили два эскадрона кавалеристов, что преследовали нас, сбили второй аэроплан, к сожалению, он сгорел на земле, а также атаковав, захватили стоявшую на отдыхе тяжелую гаубичную батарею, уничтожив орудия подрывами, обоз сожгли. Документы командира батареи, других офицеров и рядовых при мне, как рапорты, так и наградные листы на отличившихся. При мне имеется боевое знамя германского полка, который мы встретили на подходе к городу Калиш. Готов всё передать.

— Господин поручик, я лично посодействую в присвоении вам чина штабс-капитана, ведь именно такое должно быть звание у командира подразделения, коим вы состоите, а также о награждении вас за проявленную доблесть и героизм.

— Благодарю, господин генерал, — только и сказал я.

Дальше штабные офицеры приняли у меня все документы, рапорты и наградные листы, визируя их. А также и трофейное знамя, всё под роспись. На час задержка была вызвана, я дважды в подробностях рассказывал боевой путь моего подразделения, сначала генералу Самсонову и его старшим офицерам, те в кабинет командующего собрались, потом другим офицерам что этого не слышали. Когда я наконец покинул здание штаба, то снял фуражку и вытер мокрый от пота лоб, настолько устал. Всё штабным отдал, даже журнал боевых действий, мне взамен новый выдали. Также мне выдали направление вернутся в полк. Где он строит оборону, сообщили, но я испросил соизволения отправится завтра, мол, люди и лошади устали, да и пулемёт в ремонте. Такое разрешение я получил.

Снаружи у здания штаба казаки мои ожидали, тут казачья сотня была, из охраны штаба армии, и те среди них общались, свои же, а увидев меня, попрощались со своими и подъехали ко мне.

— Командир, нашли мы место постоя, всё как ты и говорил, две комнаты, ляктричество. Окна ставнями закрыть можно.

— Хорошо, едем.

Я вскочил на коня, и направился следом за казаками, а двуколка с солдатами за мной. Ехать пришлось далеко, на окраину, с той стороны где у леса моё подразделении стояло. Там и река в ста метрах о стоянки, и покупаться можно и лошадей напоить. В общем, недалеко до них, минут пять верхом. Осмотрев жильё, я снял комнаты на сутки, оплатив хозяину за постой, после чего вещи занесли в комнаты, один солдат остался во дворе, на часах, ходил с винтовкой на плече, через два часа его сменят, а второй укатил к нашей стоянке, доложить фельдфебелю где я остановился, чтобы найти было можно в случае нужды. Денщика ещё пришлют на пролётке. Казаки во дворе устроились, чтобы не мешаться, ну а я, приготовив всё оборудование, закрыл окна, и включив красную лампу, стал творить. Плёнка уже вся отщёлкана была, я её извлёк, проявил, и стал печатать снимки. До полуночи работал. На верёвках, растянутых в соседней комнате, те сохли. Без малого тридцать штук распечатал, все они пойдут в редакцию или моим родителям, остальное моим солдатам распечатаю позже, всё же дело не такое и простое. Запорол два снимка при проявлении и пришлось выкидывать бумагу. Пачка фотобумаги у меня была на двести листов, и я вот так разом чуть больше десяти процентов использовал, а ещё ведь солдатам делать, трети как не бывало. Дальше я планировал экономить.