Филип Рив - Надвинувшаяся тьма

– Он любит иногда немножко преувеличивать, – призналась она наконец, и журналист этим вроде бы удовлетворился.

Готовые снимки доставили на «Дженни» сегодня утром. По мнению Рен, она вышла на них серьезной и взрослой, и прыщи были почти незаметны, поэтому она положила в конверт с письмом одну из этих фотографий. Пусть Тео запомнит ее такой, если им не суждено больше встретиться.

С письмом в руке она отправилась на другой конец порта, на Небесную Биржу, и по дороге встретила папу. Он возвращался от поставщика, где должен был расплатиться по счетам. Рен догадывалась, что счет огромный. Мало того что они перекрасили свой дирижаблик, заправили горючим и обновили такелаж, так папа еще купил новый компас и альтиметр, забил трюм и рундуки консервами и водой в бутылках, загрузил целые штабеля ткани для оболочки, канатов, запасных клапанов, шлангов, запчастей для двигателей, огромный рулон камуфляжной сетки и вообще все, что только может пригодиться, когда путешествуешь по вражеской территории. Но они могли себе это позволить, если вспомнить, сколько им платит Вольф Кобольд, так что папа не выглядел слишком уж расстроенным.

Рен помахала ему, потом вспомнила про письмо и попыталась спрятать его за спину.

– Что это у тебя? – спросил папа.

– Просто письмо, – ответила Рен. – Я хотела попросить какого-нибудь таксиста…

Том взял у нее конверт, посмотрел на адрес и закричал:

– Квирк всемогущий! Рен! Такое нельзя отправлять! Если в Мурнау узнают, что ты пишешь в Загву, власти решат, что ты шпионка, и нас с тобой посадят в тюрьму на Нидерранге! [17] Niederrang (нем.) – нижний ярус.

– Но Мурнау не воюет с Загвой! Загва держит нейтралитет!

– Все равно они противники движения. – Том обнял ее за плечи и повел назад, к «Дженни». – Рен, мне очень жаль.

Тут с ближайшего причала раздался знакомый громкий голос:

– Конечно, я сам водил свои дирижабли! И неплохо наловчился, летал с арктическими ураганами и так далее. Но мне недосуг возиться с мелкими межгородскими перелетами. Помню, однажды в Нуэво-Майя…

К шикарному дирижаблю-такси неспешной походкой приближался Пеннироял. Команда выстроилась у сходней, дожидаясь, пока он поднимется на борт. Профессора сопровождала красивая дама, явно из высшего общества Мурнау, чье платье стоило, наверное, больше, чем «Дженни Ганивер». Дама с живым интересом слушала его повествование и была весьма недовольна, когда он прервался, чтобы крикнуть:

– Том! Рен! Как поживаете, мои дорогие? Вы знакомы с моим добрым другом, госпожой Кляйнгротхаус? Мы с ней собираемся в Воздушную Гавань. Нас пригласили на обед к Дорнье Ларду, дирижаблестроительному магнату. Он прислал за нами свою небесную яхту.

– Воздушная Гавань! – воскликнула Рен. – Вы могли бы отвезти мое письмо, да? Оставьте его, пожалуйста, в управлении порта, пусть его передадут на дирижабль, который направляется в Африку…

Она впихнула Пеннироялу в руки конверт и серебряную монетку на оплату почтовой марки.

– Загва? – прошипел Пеннироял, взглянув на конверт. – Боже правый!..

– Я знаю, в Мурнау это не одобрят, но вы же их не боитесь, правда? – напирала Рен.

– Нет, конечно! – сейчас же отозвался Пеннироял, бросая взгляд на свою спутницу: поняла ли она, какой он храбрый и великодушный?

Он сунул письмо во внутренний карман пальто и лукаво подмигнул:

– Не беспокойся, Рен! Я позабочусь, чтобы молодой Нгони получил твой billet doux [18] Любовная записка (фр.) . , хоть бы даже мне пришлось отвезти его лично!

Он оглянулся на Тома:

– Я прочел на Небесной Бирже, что вы нынче ночью покидаете Мурнау.

Том кивнул. Он понимал, что Пеннироялу любопытно, куда направляется «Дженни Ганивер», но не собирался его просвещать.

– До меня дошли слухи, что вы работаете на младшего Кобольда?

– Мы обсуждали такую возможность, – небрежно ответил Том.

Пеннироял закивал, сияя улыбкой:

– Отлично, отлично! Что ж, моя дорогая, не будем заставлять мистера Ларда ждать!

Он поклонился и пожелал Тому и Рен bon voyage [19] Счастливого пути (фр.) . , но, когда его спутница грациозно направилась к дожидающемуся их дирижаблю, профессор обернулся и крикнул:

– Том, не пропустите июньский выпуск «Зерцала»! Его можно купить у любого хорошего газетного торговца. Передовая статья Спайни посвящена мне!

Том помахал ему в ответ, а про себя подумал: где-то он будет в июне? Журнал «Зерцало» выходил на нескольких языках, и продавали его во многих городах, но вряд ли можно будет купить свежий выпуск в развалинах Лондона.

За двадцать миль от места действия предыдущей главы, на западной окраине территории Зеленой Грозы, генерал Цзян Сян Нага стоял на стрелковой ступени в траншее, изучая огни Мурнау сквозь медные окуляры перископа. Адъютант крутил ручки на треноге перископа, и прибор медленно поворачивался вокруг своей оси, показывая Наге огоньки соседних мелких городов и бесчисленных пригородов, а также другого Тракционштадта немного поодаль.

– Новые города прибывают с запада чуть ли не ежедневно, – сказал кто-то из собравшихся вокруг офицеров. – Разведка докладывает, что даже Манчестер, один из последних крупных градоядных, движется к скоплению возле Мурнау. Ваше превосходительство, они готовятся к наступлению!

– Чепуха, полковник Юй, – фыркнул Нага, оторвавшись от перископа. – Это всего лишь торговые города, пользуясь перемирием, примчались вести дела с боевыми городами.

– Да, продавать им оружие и боеприпасы! – не отступал Юй. – Перемирие подарило варварам столь необходимую им передышку, возможность заново вооружиться…

– И нам оно подарило точно такую же возможность, – заметила стоящая с ним рядом генерал Сяо, невысокая женщина с морщинистым, словно старый бумажник, желтым лицом.

Она улыбнулась. Генерал Сяо потеряла на войне с Зеленой Грозой троих сыновей, и уже очень давно никто не видел ее улыбки.

– Больше месяца на всей линии фронта никто никого не убивает, – сказала она. – Даже если завтра горожане нарушат перемирие, все равно оно было не зря. Слушайте!

Нага прислушался. Он услышал негромкие голоса солдат в ближайших окопах, шорох своего плаща из волчьей шкуры и далеко вдали – птичью песню. Кто это, соловей? Если бы знать, можно было бы рассказать жене, когда она вернется из Африки: «Мы на передовой слышали соловья!» Но он всю жизнь занимался только войной, некогда было изучать птиц. Если настанет прочный мир, подумал он вдруг, можно будет все узнать об этом: о птицах, цветах и деревьях. Они будут гулять с Эноной по зеленому лугу, и он сможет ей сказать название каждой птицы, каждого цветка…

– Вот то-то и оно! – сказал он, и его механическая броня зашипела и лязгнула, помогая ему сойти со ступени.