Дмитрий Евдокимов - Князь Холод

– Нет, ваше высочество, ни у каких улорийцев я не подсматривал. Я и улорийцев-то в жизни не видывал, не то что их штыков, – состроив грустную мину, со вздохом ответил я и, видя, как вытягивается лицо царевича от непонимания, поспешил уточнить: – Вернее, может, и видел я улорийцев, да не помню об этом ничего.

– О чем еще ты не помнишь? – испытующе глядя на меня, спросил Федор.

– Моя нынешняя память начинается с головной боли и вида людей, пытающихся меня прикончить, – я пожал плечами, показывая, что успел смириться с этим фактом и воспринимаю его как должное.

– Что ж, – подал голос Федор Иванович после минутных раздумий, – надеюсь, что Никита Андреевич разберется с этим делом и виновные будут наказаны.

– Приложу все силы, ваше высочество, – с готовностью откликнулся Глазков, нехорошо зыркнув при этом в мою сторону.

– А за штык всё равно спасибо! Циркуляры с чертежами разосланы во все полки, за зиму успеем всё переделать. И за усиление артиллерии в Белогорском полку тоже похвалю – хорошее дело, нужное. Хоть это и дорого, а преимущество способно дать изрядное. А вот лошадей да фургонов не слишком ли много накупил?

– Уставший солдат – плохой солдат. Пусть лучше лошадки на марше устанут, а солдатик в бой пойдет свежим, толку от него не в пример больше будет.

– Не убудет с солдатика-то от ходьбы, – влез со своим замечанием начальник Сыскного приказа, – он же мужик по сути своей, крестьянин. То бишь к ходьбе привычный. Чего ж казну-то тратить на лишние телеги?

– А вот не прав ты, Никита Андреевич, ни разу, – спокойно глядя своему недругу в глаза, ответил я, – солдат – это уже не простой мужик! Его обучали, его кормили и одевали, жалованье ему платили. А еще он в каждом походе, в каждом сражении опыт бесценный получал, а опыт – это то, что никаким обучением в голову не вобьешь. Много чего уже в солдатика вложено, так что мужик, только от сохи взятый, не скоро еще служивого заменить сможет. Потому и беречь нужно каждого своего солдата. Да и вообще каждого таридийца беречь надо, люди – главное богатство государства.

– Видал, Андреевич, какие умы ты в темнице томишь? – с усмешкой обратился к Глазкову царевич Федор. – А скажи-ка мне, Миша, раз ты умный такой, отчего же под Усольем так глупо у вас вышло?

– Да, может, вовсе и не глупо, – подал было голос Глазков, но царевич быстро вскинул руку, показывая, что ждет ответа на вопрос именно от меня.

– Слишком много молодых горячих голов в одном месте собралось, – нехотя сказал я, понимая, что сейчас нельзя соврать, но и не желая выдавать правду о решающем голосе царевича Алексея в этом деле, – каюсь, ваше высочество, грешен, не сумел отговорить, поддался общему порыву. В общем – глупость да и только.

– Да знаю я, что Алешка во всем виноват! – голос старшего царевича стал серьезным. – Зачем выгораживаешь его? Бедствия же за него, окаянного, терпишь! А он, между прочим, не за тебя хлопочет, а пьет беспробудно со страху!

– За это Бог ему судья, Федор Иванович, – тихо ответил я, – да только не суди ты его строго. Алексей как лучше хотел. Жизнь свою изменить хотел, полезным стать, помощником тебе и государю, одно общее дело с вами делать. Да не оказалось рядом с ним опытного наставника, чтоб остановить вовремя, направить в нужное русло его энергию.

Как сказал-то, аж самому понравилось! Вроде и смысл удалось передать, и облечь его в красивые фразы. Да и на собеседников впечатление произвел своей речью, не то они услышать от меня ожидали, а теперь вот «зависли» оба в изумлении, переваривают.

– Видал, Никита Андреевич, что происходит? – первым обрел дар речи наследник трона. – А тебе везде заговоры мерещатся!

– Да уж, – в присутствии Федора Глазков был на редкость немногословен.

– Ладно, Миша, с этим разберемся позже. Ты вот тут много чего интересного понаписал, – царевич извлек из кармана мои записи, – белая материя, лыжи, ежи из заостренных кольев, методичное изматывание противника. Всё это слишком необычно, так никто не воюет.

– Война – не догма, Федор Иванович. Не воюют сейчас, станут воевать потом. Так уж лучше мы станем первыми в этом. Да и какие могут быть правила в войне против агрессора за родную землю?

Федор долго задумчиво смотрел на меня, затем снял замок с решетки и распахнул дверь.

– У тебя будет полтора месяца, Князь Холод, дольше Бобровск может и не выстоять. Не справишься – придется мне все бросать и заниматься тимландцами. А у меня на зиму в Ивангороде уйма дел запланирована. Так что – дерзай. Но помни, другого шанса у тебя не будет.

Зеленодольский полк встал на левом берегу Солянки за тем самым хвойным леском, из которого мы в прошлый раз начали ту злосчастную атаку на вражеский форпост, и начал возводить временные укрепления на виду у тимландцев. Суеты создавалось показательно много, но все недружелюбные действия пока сводились лишь к трем-четырем пушечным выстрелам в день. Наши западные соседи поначалу беспокоились, трубили тревогу, отправляли гонцов в сторону Бобровска и сосредоточивались на передней линии в ожидании штурма. Но вскоре привыкли и стали отвечать на выстрелы зеленодольцев столь же ленивыми пушечными выстрелами. Поверил противник в то, что мы готовимся к долгому основательному противостоянию, или не поверил, но в течение недели к берегу Солянки подтянулись около батальона пехоты, два эскадрона кирасир, четыре пушки и обоз с продовольствием и боеприпасами.

Форпост, кстати говоря, сильно вырос за время моего отсутствия. Обращенная к берегу реки стена усилилась вторым рядом бревен, слева и справа выросли массивные земляные валы с позициями для пушек, а за валами виднелись крыши вынесенных за стены маленькой крепости казарм, конюшен и складов. С боков и с тыльной стороны всё это разросшееся хозяйство было огорожено частоколом из заостренных бревен. Старый настил моста был сорван, но на правом берегу на деревянных катках лежал новый, готовый к выдвижению на старые опоры. Хорошо поработали тимландцы, шустро. Теперь это уже был не банальный форпост, предназначенный для раздражения и затравки противника, а полноценный пограничный форт, который враги собирались защищать для недопущения прорыва наших войск к осажденному Бобровску.

Только зря всё это. Легкая победа, похоже, вскружила голову генералу Освальду и заставила его забыть об осторожности. Поспешил тимландский командующий сработать на перспективу и застолбить новую линию границы между нашими странами.

К счастью, осажденный город еще в мое отсутствие наладил более-менее устойчивую связь с армией. Двое местных жителей в особенно темные ночи выходили из городской гавани на маленькой лодке и вдоль прибрежных скал спускались вниз по течению на несколько километров. Затем по расселине поднимались на гору и на следующий день к вечеру переправлялись через Солянку в районе Усолья. Не радиосвязь, но по крайней мере можно было выяснить обстановку в городе и обговорить с Ниловым совместные действия. Плохой новостью было то, что три фрадштадтских военных корабля патрулировали нижнее течение Нариса, не пропуская мимо себя ни одно таридийское судно. Ничего, разберемся с Тимландом – и до господ с островов дойдут руки.