Дмитрий Евдокимов - Князь Холод

Вот оно что! Та самая предательница, по вине которой заварилась вся эта каша с похищением и вынужденным корбинским походом! Та самая наставница дочерей царевича Федора, подставившая не только мою суженую, но и супругу наследника престола и старшую из своих воспитанниц. Ну и что мне прикажете с ней делать?

Предательство – это то, чего я никогда не смогу понять. Чем руководствуются предатели? Что ими движет? Жажда наживы? Стремление поквитаться за какие-то обиды? Удовлетворить свое желание славы пусть даже и такой сомнительной ценой? Либо я чего-то не понимаю, либо эти люди не задаются вполне очевидным вопросом: как с этим жить дальше? Ведь предателей ненавидят те, кого они предают, и презирают те, ради кого совершается предательство. Да и вообще, когда новые хозяева извлекают всю пользу из предателя, чаще всего его выбрасывают на помойку. За ненадобностью.

Можно предположить, что бывают плохие ситуации, когда человека ставят перед жестоким выбором, убеждая, что в данном случае предательство – меньшее из всех зол. Тогда человеку можно только посочувствовать и вряд ли стоит называть его предателем. Но здесь-то явно не тот случай.

– Я могу понять предательство Натальи Павловны, – холодно произнес я, с отвращением глядя на баронессу, – но вместе с ней ты предала царевну Софью и одну из своих учениц. Разве может учитель предавать своего ученика? Какой же он в таком случае учитель?

– Мне дали слово, что их не тронут, и их не тронули! – с нескрываемой ненавистью ответила Энхвальд. – Потому что Анджей и Войцех – благородные люди, они держат свое слово!

– Дело тут не в благородстве, а в том, что эти твои Войцех и Анджей побоялись связываться с царской семьей. Слишком уж опасно вызывать гнев целого монаршего дома Соболевых. Вот с князем Бодровым можно потягаться, потому и рискнули украсть только Наталью Павловну.

– Мне плевать на тебя и графиню Ружину! Я вам ничего не должна, ничем не обязана! А мы с Анджеем давно любим друг друга! Анджей попросил, и я сделала! Ни о чем не сожалею! Он вернется и убьет вас всех!

– Стесняюсь спросить, – вкрадчиво поинтересовался я, жестом приказывая разведчикам расступиться и продемонстрировать баронессе тело Дрогоевского, – не об этом ли Анджее речь?

Можно было ожидать от женщины истеричных воплей или, там, обморока, но Анастасия Романовна сумела удивить настоящим приступом бешенства.

– Тварь! Адская тварь! Убью тебя! Убью вас всех! Твари! Ненавижу! Ненавижу!

При этом баронесса настолько рьяно вырывалась из рук Лукьянова, что двум товарищам пришлось прийти ему на помощь.

– Может, удавить ее по-тихому? – задумчиво спросил я, обращаясь к Наталье.

– Миша, прошу тебя, – тихо ответила Ружина, – не бери этот грех на душу. Бог ей судья. А если не Бог, то пусть царский суд ее судит.

– До суда еще дожить нужно, – проворчал я, тем не менее признавая правоту Натали, – не таскаться же нам с этой разъяренной мегерой по замку! Эй, ребята! Связать, заткнуть рот и бросить в комнате! Пусть дожидается окончания сражения.

В самом деле, зачем нам нужна вопящая и брыкающаяся обуза в нашем ночном предприятии в тылу врага? Достаточно того, что с нами теперь хозяйка замка, а ее присутствие тоже не добавляет нам мобильности. Была даже мысль спустить ее на веревках со стены в пруд, отправить в наш лагерь и свести таким образом к минимуму угрозу жизни. Но если поначалу со стороны замковых ворот раздавались лишь единичные выстрелы, то сейчас оттуда доносились уже звуки постоянной стрельбы. А потому я счел опасной всякую потерю времени.

– Обратно в башню и по стене к воротам! – скомандовал я, как только разведчики избавились от связанной по рукам и ногам баронессы-предательницы.

Всё еще соблюдая осторожность, мы отправились вниз, на второй уровень донжона. Там по-прежнему было безлюдно и тихо, тела троих стражей и нашего несчастного товарища Ивлиева всё так же покоились в закутке у выхода в галерею. Похоже, горничная Стеша была права: прислуги в Корбинском замке почти не осталось, а стражники-улорийцы либо отправились отражать штурм города, либо находились в самых важных точках городской цитадели.

Перейдя по галерее в Северную башню, мы быстро поднялись наверх. Здесь тоже не было никаких изменений, кроме того, что обе ведущие на стену двери были распахнуты настежь. Хорошо помню, что оставляли помещение с закрытыми дверями. То есть кто-то прошел через башню с восточной стороны стены. Что ж, кто предупрежден, тот вооружен.

Имея в виду возможность прямого столкновения с противником, наша группа перестроилась. Вперед пустили Игната и Кузнецова, одетых в плащи и шлемы улорийских стражников. Березин и Осипов крались сзади, прячась за спинами нашего авангарда, а замыкали шествие мы с Натальей, следуя на достаточном отдалении, чтобы не быть замеченными сразу встречными улорийцами.

Метрах в двадцати от входа в надвратную башню обнаружились трое улорийцев, попеременно обстреливающих входную дверь, откуда велась ответная стрельба. Обернувшись на шум шагов и обнаружив прибывшее «подкрепление» в лице Лукьянова и Кузнецова, стражники обрадованно загомонили.

– Шпионы захватили стрельницу! – заявил один из стражников, деловито засыпая порох на пороховую полку своей фузеи. – Наши не могут войти в замок!

– Так это же хорошо! – заявил Игнат, нанося быстрый удар шпагой.

Не ожидавшие подвоха улорийцы не оказали сопротивления, всё было кончено за несколько секунд.

– Эй, Савельев! – крикнул Игнат. – Впускай своих!

Барбакан Корбинского замка представлял собой вытянутую в сторону города надвратную башню с массивными воротами на входе и выходе, двумя решетками и целой системой бойниц в стенах и потолке. То есть прорвавшиеся через внешние ворота с решеткой враги оказываются в узком, замкнутом с трех сторон и простреливаемом сверху и с боков пространстве, где обороняющиеся были способны уничтожить даже небольшую армию. Доведись мне штурмовать подобный замок, я бы, ей-богу, нацелился на какой-нибудь участок стены, нежели стал бы ломиться через центральный вход.

В данный момент внешние ворота были открыты, зато обе решетки находились в опущенном состоянии и створки внутренних ворот были на запоре. Причем во дворе, непосредственно перед воротами лежало несколько трупов стражников, а перед внешней решеткой бесновалась толпа примерно в сотню улорийских солдат, желавших попасть внутрь замка. Но отныне они были лишены подобной привилегии, придется им подождать подхода таридийских драгунов снаружи.

Савельев в данный момент как раз угрожал применить против особо рьяных метание гранат с верхнего этажа надвратной башни, но голос его тонул в непрекращающемся колокольном звоне, да и обезумевшие от страха улорийцы были не самой благодарной публикой.