Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 3 [СИ]

— Слушай, мне тоже хочется так вот посидеть. Обещаю больше ничего такого не говорить.

Марина успевает зажарить фрукт с труднопроизносимым названием. Не знала, он в таком виде гораздо вкуснее.

— Знаешь, я уже согрелась. Пойду ещё сполоснусь, — Софи поднявшись в полный рост потягивается.

Марина косит глаза. У сестры даже браслета на руке нет. Только белёсая полосочка кожи. Загар всюду ровно лежит. И как только умудряется так загорать? Марина куда меньше времени на солнце проводит, но каждый год обязательно какое-нибудь место сожжёт.

— Пойдёшь?

— Нет, — Марина демонстративно обхватывает колени, — Я не люблю над собой издеваться, а с закалкой у меня и так всё хорошо.

Софи улыбается в смысле «какая же ты ещё у меня маленькая». Марина в очередной раз понимает, откуда зависть к красавицам старшим сёстрам берётся.

Как сестра, она никогда не сможет двигаться. И дело тут не в разнице в телосложении.

Софи столь откровенно подражает персонажам старых картин, пробуя воду пальчиком ноги, что хочется ругнуться. Сестрёнка, как художник лучше всех понимает, какое сокровище её тело.

Даже странно, ни разу в школе на крутых лестницах не спотыкалась. Они же часто такими скользкими бывают.

Софи резко, совсем по-мальчишески, прыгает в воду. Вынырнув как заверещит! Аж Марина дёргается, ожидая что сейчас вломится охрана. Ничего не происходит. Видимо, сестрёнка не впервые так плавает, и все, кому надо знают, какие звуки она способна издавать.

Пока плавает, поглядим чем запаслась. Так-так вот и корзина с совсем не детскими напитками. Штопор есть, но бокалов не предусмотрено. Хм. Софи из горла вина известнейших марок пить собралась. Определённо, только ради этого стоило зайти. И камеру шпионскую с собой прихватить. Уже с трёх бутылок пробу сняла. Их тут восемь. Она что одна решила это всё употребить? Сордару рассказать — не поверит.

Софи прибегает, вся дрожа, покрывшаяся гусиной кожей. Стоит у огня поёживаясь, переступая с ноги на ногу и руки протянув.

— Воспаление лёгких — крайне неприятное заболевание.

— Марина, ты обещала!

— Всё, молчу, молчу.

Какое-то время из-под пледа только нос и рука с вертелом торчат. Огонь потрескивает.

Немного отогревшись, действительно выуживает из корзины бутылку за горлышко и прикладывается.

— Кто-то про изящные манеры мне лекции читал.

Софи отмахивается.

— Мы всяко с тобой на настоящих благородных девочек не годимся.

— Это ещё почему? С рылом, особенно у тебя порядок полный.

— Знаешь, кто по мнению мирренов настоящая леди?

— Поделись мудростью.

— Настоящая леди — эта та, кто наступив в темноте на кошку, назовёт её именно кошкой, а не как-то иначе.

Марина усмехается.

— Врёшь ты всё, Сонька. Про леди ты сама только сейчас придумала.

— С чего ты взяла? — с неподдельной аж до противности искренностью изумляется Софи.

— С того, что мирренским леди, особенно, столь юным даже при дворе на великом балу ещё ни разу не представленным вообще не полагается знать слов, какими кошка в темноте называется. И не говори, что я зануда, сама знаю.

Сделав ещё глоток, Софи показывает сестре язык.

— Я, хоть леди и принцесса, но внучка рабочего. А им такие слова в силу происхождения знать полагается.

— И вино бутылками пить?

— Да я вижу, ты одну уже прихватила. Вон то, колючее пожарь. Они вместе идеально сочетаются.

Дзинь! Стукаются бутылками.

— Почаще бы так сидеть.

— Лето длинное ещё.

— Ты найдёшь, чем заняться.

— Ты тоже. Процент красивых мальчиков здесь весьма велик.

— Язва ты, Марина. У меня и других интересов множество.

— Например, задницу и другие органы себе морозить.

— Далась она тебе. У мальчиков местных лучше рассматривай. Так прямо и скажи, форме завидуешь.

— У самой не хуже, — огрызается Марина.

Софи заливается звонким смехом. Снова поднимает бутыль.

— Давай за…

— Учти, напьёшься и заснёшь — я тебя отсюда не потащу.

— Будто кроме тебя этого тут некому делать. А если серьёзно, я третью ночь тут сплю. Прямо на полу. Только в этом пледе. Такая тишина, когда просыпаешься! Только птиц слышно. Хочется кричать от радости, всех будя. Потом в воду с разбега. Кричишь на самом деле, так пробирает.

— Угу. Смотри, включу заморозку. Разбежишься — и со всей силой голой задницей об лёд! — Марина щурится, явно в деталях представляя описанную картинку, — Как взвоешь! Совсем по другой причине. Впрочем, если головой долбанёшься — ещё лучше будет. У тебя там что-то с полочек съезжать стало. Поставить на место не помешает.

Софи, откинувшись на руки, запрокидывает голову.

— Твои самые кровожадные планы, Марина, крайне редко претворяются в жизнь, главным образом по той причине, ты далеко не столько кровожадна, какой хочешь казаться. Образ создала и стараешься соответствовать. Вот только запас детской вреднючести в тебе уже кончился, а взрослая гадливость как-то не набирается.

— Неужели это так занятно, спать на камнях у костра и плескаться в ледяной воде?

— А ты попробуй!

Марина пожимает плечами.

— Если я знаю, что-то могу, то это не значит, будто это собираюсь делать. Мне как-то больше нравится на мягком спать.

— А вот мне нравится всё время испытывать что-то новое. Познавать жизнь во всех её проявлениях. А главное — после такого утра — знала бы ты, как работается! Словно на крыльях летаешь. Такие замыслы рождаются! Идей теперь думаю, на несколько месяцев, а то и лет хватит. Столько набросков сделала.

— Интересно, где?

— Ещё наблюдательностью хвастаешься. Вокруг посмотри.

В полутьме не заметила, ползала мастерская занимает со всеми этими мольбертами, ящиками с красками, и, по обыкновению Софи, всюду валяющимися рисунками разной степени незаконченности. Что-то их, и правда, многовато. Интересно, она сжигает что-нибудь неудачное? В противном случае, прежде чем домой ехать, надо будет по трюмам трансокеанца пройтись, ибо он может оказаться перегруженным сестрёнкиным творчеством.

— Представь, мы первые за несколько сотен лет, кто здесь высадились. Видим, раньше здесь жили люди. А сейчас никого нет. Хорошо сохранившиеся руины. Ночуем в них, пьём принесённое с корабля вино, пытаемся осознать здесь произошедшее. Видим величие и крах одновременно. Надписи, что не можем прочесть. Что-то похоже на привычные вещи, что-то совершенно иное. Непонятное, притягательное, опасное… Мы ведь не знаем, скрывается ли кто в ночи, кроме птиц и летучих мышей. Ощущение загадки и тайны.

— Люди, кто вновь нашли эти острова ни о чём таком не думали. Высадившись, первым делом стали бы пресную воду искать. Потом — местных жителей. Никого не найдя, стали бы ценности в развалинах искать. Ещё в лес сходили бы на предмет того, что там можно поймать. А то солонина после нескольких месяцев в море несколько приедается.