Владимир Чистяков - Несносная Херктерент - 3 [СИ]

— Там на головы можно подняться. Но общедоступная площадка — только на шляпе начальника огня Эрескерта. И ещё одна, пониже, на седле коня Линка. Его намеренно сделали, будто он травку щиплет. Вход через ноздри — прямо скажем, впечатляет. Там с винтовой лестницей перемудрили, слишком крутая получилась, не все захотят по такой подниматься, но мне понравилось.

— Впереди группы солдат стоит генерал Рэдрия. Наша Хорт страшно переживает, что там не бывала. Единственный монумент, что цвета натуральной бронзы. Только перо на шлеме алое. Лабрис очень похожий. Ночью в пере горят сигнальные огни для самолётов.

— Я знаю, этот монумент потому и такой. Он символ. Памятник не только этому человеку. Памятник всем, кто до океана не дошёл.

— Это так. Когда у подножия их стоишь… Такая гордость пробирает. За страну, за нашу мощь. За то, что мы в состоянии создавать подобное. Символы нашего мира. Они простоят сотни и тысячи лет.

— Хочется когда-нибудь всех Великанов Приморья впервые ребёнку показать. Такой восторг и удивление, что можно увидеть только на детском лице.

— Деньжищ, конечно, на памятник вывалили ого-го сколько! Какой-то деятель, не помню уже из какого лагеря, писал во время финансового кризиса «спрашиваете, куда в нашей стране подевались деньги — на приморских великанов посмотрите!»

— На самом деле так много потратили?

— Сложно сказать. Деятель этот был ещё философом, популярным в то время. Как и большинство философов считал себя человеком, одинаково хорошо разбирающимся абсолютно во всём. В том числе, и как бюджет Империи формируется и как должен расходоваться.

Сунула я в эти труды нос — и поняла, в данном вопросе я и то намного лучше него разбираюсь. Хотя, кроме статистических отчётов министерств и пары школьных учебников ничего не читала. Отчёты эти в те времена уже публиковались.

Но вот язык был точно подвешен куда лучше, чем у меня. Широко известен был. Написал чуть ли не в паре десятков томов работу «Как нам обустроить Империю?» Хотя там попытки реализации одного тома вполне бы хватило для начала Внутренней войны, причём такой, после которой второй том претворять в жизнь стало бы просто некому.

— Ты так и не сказала, дорого постройка обошлась? Я в монтаже подобных металлоконструкций кое-что понимаю. Прикидывала, смогу ли что-то подобное создать.

Марина хмыкает.

— Даже если возьмёшься, отца у тебя вряд ли получится разорить. Золотые горы для одного человека — жалкие медяки в масштабах государства. Иногда нужно тратиться на подобные проекты, способные стать объединяющими символами для всех. У нас с этим символами не очень хорошо сейчас. Но никто не вспоминает, во сколько та стройка обошлась. Ну, было итоге у нас на дивизию… Хотя пожалуй, на две дивизии броненосцев меньше. К нашему времени корабли бы всё равно пошли на иголки.

«Великаны Приморья» стоят. Ещё долго стоять будут, как бы кое-кому на юге не хотелось обратного. Недавно опять статья про делёжку не пойманной рыбы попадалась. Рассуждают наши заклятые, во сколько демонтаж этих чудовищ обойдётся. И сколько всего полезного из металлолома можно будет изготовить.

— Изготовлялка не выросла! — лязгает в голосе Эриды отцовский металл.

— Помнишь, на открытии памятника Рэндэрду были? Ничего необычного не заметила?

— Заметила, конечно, автор явно мечтал поставить ответ Приморскому Великану. И я бы не сказала, что так уж замечательно получилось. Слишком сильное увлечение древними образцами. Эта знаменитая невозмутимость. А он ведь сражается.

— Я первоначальный проект видела. Он там просто в маске был. А тогда такие рожи делали.

— А я знаю, почему маску делать не стали. Тогда странная мода была. Великан Рэндэрд носил маски с чертами лиц юных девушек. И наоборот, женщины из окружения Великих Еггтов носили маски с усами и бородами, или же вовсе личины чудовищ и зверей надевали. Сейчас женская маска на мужчине выглядит весьма двусмысленно.

— И голубой в первую очередь обозначал цвет. Куда мир катится?

Эр хихикает.

— Он не катится, он по спирали вертится. Всё повторяется с определённой периодичностью. Никого ведь не удивляет, ты часто одеваешься как мальчик.

— Ну и? Есть народы, где мужчины носят юбки и косметикой пользуются.

— А есть и другие, где за платье неправильного покроя могут убить.

— Ты знаешь, у мирренов есть деятели, кто совершенно серьёзно предлагали уничтожить всё население этих островов. «Ниспослать кару господню на погрязших в разврате безбожников». Правда ни во флоте, ни в их бомбардировочном командовании таких умников не держат. Но вообще мастеров резьбы по кости там хватает.

— Они тоже пишут, что мы злые и очень жестокие.

— Знаешь, знать несколько языков иногда вредно. Кстати, было время, когда наш и их современные языки были запрещены к изучению вне специальных учреждений.

— Тогда не самое умное во всех смыслах время было. Но вот языки было необязательно учить. Что наше, что мирренское письмо происходит от скорописи Островной Империи. Классический язык у нас до сих пор общий, а в то время и разговорные походили на него куда больше, нежели сейчас.

— Если учесть, сколько раз и мы и они чистили литературные варианты языка от простонародных и чужеродных наслоений и сколько было создано новых слов…

— В то время для международных связей хватало и классического языка. Две великих цивилизации развивались почти без контактов друг с другом. Почти не торговали, книги друг друга считали смертельно опасными. А как многим могли взаимно обогатиться!

— Зато сейчас… Так друг дружку обогащаем. Некоторые считают, если погибших в Великой и Мировой считать — пошло уже на вторую сотню миллионов, если не на третью. Переписи населения уже давно не было, и чувствую, долго их ещё не будет.

— Ты всё время о грустном.

— Я просто о жизни. Такой, какая она есть.

— Люди до последнего стараются не замечать приближения опасности.

— Ничего, я из наблюдательных. Сюда из-за горизонта не явится никто.

— Тогда зачем такие мощные укрепления строятся? — не откажешь разноглазой в наблюдательности, — Я не хочу никого убивать. Но чем дальше, тем больше понимаю. Мне придётся этому учиться. Ибо просто очень хочется жить.

— Не торопись с освоением этих умений, — усмехается Марина, — мы уже стронули лавину. И неясно, когда она остановится и скольких ещё в неё затянет. Любую броню можно пробить.

— Если уж поднимать тему мирренов, то наши и императорские — уже два разных народа. Наши уже и сами всячески подчёркивают рознь. Произношение — другое, грамматика отличается. Верят — по-разному. Молодые всё больше и больше смешиваются с нами. У них уже тревогу бьют — через поколение, от силы через два от их общности только имена и останутся. По мне так и неплохо, плохо только то, что общностей, что сплавляются Империей в некую новую куда меньше, чем хотелось бы. Миррены, как ни удивительно, один из самых успешных примеров. Другие же… На нашем языке говорят, нашу одежду носят, только по имени и поймёшь, что не грэд.