Ярослав Гжендович - Владыка Ледяного сада. Носитель судьбы [litres]

– Мы хотим говорить не об этом, – отвечает Грюнальди. – О том, что вы собираетесь откупиться несчастными пятью гвихтами за жизнь таких славных мужей, мы поговорим позже. Пока наша земля стоит в огне, Змеи подходят к вратам Дома Огня как волки, а когда сойдут снега, они ударят. С ними будет безумный Деющий, превращающий детей в железных чудовищ, притягивающий молнии и оживляющий призраков холодного тумана, а потому может так случиться, что некому будет передавать твои деньги и твои слова.

– Тогда я не понимаю, чего вы хотите.

– Возможно, в городе появился весьма опасный человек. Шпион с Юга по прозвищу Багрянец. Это амитрай. Деющий и убийца. Он умеет менять лицо и делать так, что на том появляются красные знаки, и потому потом никто не может его узнать. Он разбирается в ядах и магических зельях. Может ослепить, подув в лицо, или убить стеклянным кинжалом с ядом жаловицы. Мы сталкивались с ним, и я полагаю, что он попал сюда. Мы говорим тебе, поскольку только тебя мы и знаем.

– Откуда ты можешь это знать? – спрашивает он резко.

– Я не купец, – отвечаю я. – Я прибыл сюда из-за того, что происходит в мире. Ты должен знать, что этот Багрянец наверняка прибыл убить твоего хозяина. Понимаешь? Он убьет Фьольсфинна. Я его предупрежу, но, полагаю, и ты должен кое-что сделать.

Он наклоняется ко мне.

– Скажу, кому нужно, а если кто-то такой появится вне кварталов для чужаков, мы сразу же его узнаем. Единственное, что он сможет – сидеть в Ластовне или Кавернах, где обитают те, кто боится стать жителями, но кто получил укрытие. Там много измененных песнями богов и урочищами далеких стран, чужеземцев и потерпевших кораблекрушение. Мы в Каверны не ходим, а они не выходят оттуда. Он может там спрятаться, но выйти в город ему будет непросто.

– Почему ты скрываешь лицо под капюшоном? – спрашиваю я.

– Мне было бы стыдно, увидь меня кто в Ластовне, с чужеземцами, в дешевой таверне. Многие, кто прибыл тогда на ладьях как морские грабители, сделались потом Стражниками Сада и даже вступили в Братство Древа.

– Вы стражники?

– Можно и так сказать, чужеземец. И я мало что могу сказать тебе, кроме этого. Но Братья Древа – это самые страшные воины, каких только видел мир. Мы станем защищать Сад и не боимся умереть ради него. Потому – не спрашивай.

– Пей, Хорлейф, – говорит вдруг Грюнальди, наливая ему доверху. – Когда король Змеев сожжет Побережье и отправится тысячью кораблей сюда, возможно, мы встанем на тех стенах рядом. Так перестанем же ссориться.

Хорлейф-Полынь не заставляет просить себя дважды, и вот сидим, как группа друзей, похлопывая друг друга по спинам и щедро разливая вино. В оловянных кубках не видно, сколько налито, а потому мы едва смачиваем губы, наполняя посудину Хорлейфа до краев, а потом покупаем еще и морской мед с пряностями. А когда он не смотрит, я пару раз доливаю ему восьмидесятипроцентной ракии из фляжки.

Эффект приходит где-то через час. Я не слишком умею читать в странных ореховых глазах стражника, но Грюнальди склоняется к нему, чтобы стукнуться кубком, а потом поглядывает на меня и чуть кивает.

– Я много странствовал по миру и не слышал о таких страшных воинах, как Братья Древа. Из того, что я знаю, никто о них не слышал. Самые страшные – это ниндзя или ужасные апачи, не говоря уже о юсмаринерс. Это их боятся люди и бегут с поля битвы при одном их виде. Но о вас не слышал никто, и потому я полагаю, что ты хвастаешься зря, – делаю я попытку. Примитивно, но отчего бы и нет?

Хорлейф тычет в меня пальцем, и кончик его мечется между одним и другим моим глазом, будто он не может решиться.

– Ты… как там те… не знаешь, что говоришь. О нас не рассказывают за пивом… Мы не идем в битвы. Убиваем вожжей… И нет битыффф. Мы – владыки нотси. Но – шшш…

Он не говорит ничего больше, но картинка делается четче. Пока что как гипотеза.

– Легко говорить так, когда сидишь за стенами крепости.

Он машет пальцем, но я не понимаю, он не хочет говорить или просто не соглашается. Грюнальди тянется за кувшином, чтобы долить земляку, я удерживаю его движением руки. Мужик уже идет по острию – слишком легко перебрать, и информатор сляжет в три секунды. Я меняю тему:

– Я видел уже немало городов, странствуя по миру. Скажи мне, чем Сад отличается от всех? Есть и больше, и куда крепче защищенные.

Он медленно протягивает руку в мою сторону, словно хочет схватить меня за рубаху, но только цепляется за столешницу.

– Братья… Ссад – он од’н… нет другого такого места. Тут всякий может быть свободен, пон’маешь? У м’ня были деччи… когда-то… – показывает ладонью невысоко над землей, а глаза его стекленеют. – Одного забрала б’лезнь. П’нимаешь?! П’нимаешь это?! Т’кой маленький. В Саду есть знахари… Умеют лечить ис’ством со всего мира и песнями богов. У нас была только баба. И ее песни ничего не дали. Умер мой Хоргальди… А когда бы был здесь, то не умер бы. Второго убили. А тут бы он ж’л. Ж’л бы. Потом’што тут не убивают ради дурости. И моя мал’нькая Ильва, похители, когда было ей всего дв’надцать зим… Потому мы станем стеррречь. Пон’маешь?! И я тут не боюсь. Потому что… – склоняется в мою сторону, – я в’дел, куда уйду, если умру за Сад. И иногда я м’гу туда войти и увидеть. Потом’што тут песни богов – это пр’вда. В урочищах не спят, а т’лько лечат, и сражаются, и помогают. И есть еще тот, другой, Сад, к’да мы фссе идем. Не в Океан Огня, чт’бы сражаться за добро и зло, и не на луга Д’лины Сна. Не в землю, чтобы стать з’млей как амитраи. Но в Сад, где с’нце, и плоды, и дев’шки, и все: и Хоргальди, и Хорлунд, и Ильва. Потому н’кто нас не поб’дит, Братьев Древа, пот’му что мы не боимся см’рти.

А потом он засыпает. Голова опадает на грудь и становится понятно, что мы немного от него узнаем. Но я и так уже почти все понял.

– Вот сукин сын… – бормочу. – Он нашел свою сказку, и это вовсе не «Сердце тьмы».

– Он бредил, – выносит приговор Спалле. – Столько доброго пива зря.

– Найди каких-то стражников и шепни им, что важный человек из Братства Древа слегка перепил «У Кракена» и нужно доставить его домой.

– Мы тоже возвращаемся?

– Нет. Мы идем в квартал измененных, чужеземцев и чужаков. Идем в Каверны.

– Ты что-то долил ему? Я никогда не видел, чтобы некто напивался так быстро.

– Домашней ракии. Из моей страны. У нас ее пьют, чтобы стало приятно.