Роберт Асприн - ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. II том

Улыбка Аркалы растаяла, но он не выглядел рассерженным, скорее смущенным.

— Разве, Ганс? Прости меня, но… Я знаю, какой путь вам обоим пришлось проделать вместе и что пережить. Отчасти из-за этого и… отчасти по… другим причинам между вами возникла напряженность. Разве она все еще твоя женщина? Разве ты все еще ее мужчина? Может, просто двое подросших детей покинули Санктуарий, пришли сюда и превратились в двух много переживших взрослых, которые, обретя зрелость, перестали сходить с ума друг по другу, как им казалось прежде?

Ганс молчал. Неужели этот человек знал о них все потому, что обладал волшебным даром или просто был мудрым?

— Ганс… — тихо сказал Аркала, не сводя с него глаз, — неважно, что ты думаешь о моем интересе к Мигнариал… она намного моложе меня, ты же знаешь… но я переживаю за вас обоих, потому что обоих вас люблю.

Не выдержав взгляда Аркалы, Ганс отвернулся. Маг смотрел, как юноша медленно вздохнул с облегчением. Будь честен, говорил себе Ганс. Он твой друг. Скажи ему. Скажи это.

— Я… нам действительно много пришлось пережить, Мигни и мне.

Он остановился, но Аркала, как никто другой, чувствовал, как трудно рождаются слова, и был достаточно мудрым, чтобы оставить банальное «я знаю» при себе.

— Я… все еще очень люблю ее… и всегда буду, — тихо сказал Ганс и запнулся. Он надеялся, что Аркала заговорит. Аркала знал, что Ганс этого ждет. Потянулись томительно долгие мгновения, пока Ганс наконец заговорил вновь, еще тише, чем раньше. — Там, в Санктуарии, ее свел с ума романтический образ, который она себе придумала, глядя на меня. Ее мать была… великой женщиной, — сказал он со странным выражением. — Ее звали Лунный Цветок, и мы уважали друг друга. По-настоящему — даже любили. Затем чудови… кто-то убил ее, а я прикончил убийцу, и мне пришлось покинуть Санктуарии. Мигни пошла со мной добровольно. С тех пор… с тех пор… нам многое пришлось пережить, — сказал он запинаясь и мучаясь от сознания того, что повторяется, не в силах найти другие слова, способные выразить то, что и хотел, и не хотел сказать.

А Аркала все ждал, предоставляя Гансу выговориться и явно не собираясь перебивать его.

Ганс сделал усилие, выдавливая из себя слова, тихо и неуверенно.

— Теперь… теперь я знаю, что мы… мы, конечно, не предназначены друг для друга, и наши, э-э, отношения… э-э… под угрозой.

— Я знаю.

Аркала заговорил так же тихо, как и Ганс, голосом, полным участия и поддержки, но истина заключалась в том, что он на самом деле не слишком расстраивался из-за охлаждения, которое возникло между этим отчаянным авантюристом и Мигнариал. Как любили ее его дети, как они ждали ее прихода! И как она была искренне привязана к ним; с какой радостью возилась с ними!

— В любом случае, — сказал Ганс, заставляя себе посмотреть в глаза собеседнику, — я думал, что не смогу, и не смог бы некоторое время назад, но сейчас… что бы ты ни сделал… я не буду держать на тебя зла, Аркала.

Белая ткань на груди Аркалы заколыхалась, когда он испустил долгий, глубокий и тихий вздох.

— Вот теперь ты по-настоящему глубоко тронул меня. Я должен сказать, что тебе не за что держать на меня зло. Как я уже говорил, только в том случае, если вы двое расстанетесь по-хорошему, я попытаюсь… удержать ее возле себя.

В течение последующих томительных мгновений им обоим хотелось исчезнуть, и оба выбрали единственно верную тактику: избегали смотреть друг на друга. В гнетущей тишине комната, казалось, стала меньше; Гансу начало казаться, что он может вытянуть руку и пощупать эту тяжелую тишину.

Он был благодарен Аркале, который первым сумел заговорить, закрыв таким образом мучительную тему.

— Должно существовать еще третье кольцо, Ганс, — объявил маг официальным тоном. — Кольцо иллюзий. Я уверен, что оно было у Корстика. С его помощью маг может управлять создаваемыми образами, и если он вооружен защитным амулетом, то эти образы не повредят ему самому.

— Правда? — Ганс обернулся к нему, придавая глазам бесхитростное выражение. — Не этим, случайно? — Он показал Аркале треугольник, подвешенный на шнурке из сыромятной кожи. Амулет был сделан из разноцветных пластинок черепашьего панциря. Края были оправлены золотом. Он наклонил голову, снимая амулет с шеи, и протянул его магу.

Слегка покачивая амулет на шнурке, Аркала закрыл его рукой, а потом прикрыл и глаза. Казалось, он размышлял. Но Ганс знал, что это не совсем так, и поэтому не проронил ни слова. Он понимал, что маг испытывает вещь. Смотрит внутренним взором. В такие минуты лучше было держать рот на замке.

В конце концов Аркала покачал головой и разжал руку, вглядываясь в амулет.

— Нет. Он даже приблизительно не обладает той силой, что кольцо иллюзий. Хм-м… интересно. Его аура говорит о том, что амулет создан Стриком для борьбы с Корстиком. Бедный Стрик! Ты знаком с ним, Ганс?

— Стрик… — Перед глазами Ганса встало короткое видение: крупный вооруженный мужчина с желтыми усами, которые свисали, словно крылья усталой птицы. — Не так чтобы очень. Мы с Мигни повстречали его на пути сюда. Он и дал нам этот амулет. Ей дал вообще-то. Так, значит, это не то? Что же тогда ты понимаешь под «защитным амулетом»?

Аркала пожал плечами и покачал головой. Ему было заметно не по себе; точнее, он казался разочарованным.

— Я не знаю, как он выглядит. Никогда не слышал и не читал описания. Какой-то амулет. Это может быть все, что угодно. Такой амулет, как этот, или драгоценный камень, любой камень, или даже простой осколок булыжника.

Ганс только смотрел на него, стараясь спрятать замешательство. Или маленькая белая галька?

В колдовском списке Корстика имя Тьюварандиса было последним. Все те, кто столь охотно принимал участие в чудовищной мести колдуна, решившего наказать неверную жену и своего молодого ученика, были мертвы, за исключением одного. Умирая, пестрая кошечка, которая раньше была женой Корстика, дала всем понять, что этот человек находился где-то в Санктуарии. Пока он не погибнет, последняя из заколдованных монет не исчезнет, к добру это или к худу. У Ганса были иные причины разыскать того человека, какое бы имя он сейчас ни носил. Ученик Корстика, который любил оскорбленную жену мага, не был ни человеком, ни покойником. Он был котом. Его звали Нотабль. Ганс надеялся, что, разыскав того человека, последнего в списке, и увидев его мертвым, он поможет Нотаблю вернуть человеческий облик.

И вероятно, там, в секретном закоулке его разума, таилась мысль о том, что это бессмысленно, невозможно… и все же Шедоуспан жаждал мщения.

Он в любом случае хотел отправиться назад, в Санктуарии, он задумал это еще месяца два назад… убраться подальше от этого города со всеми связанными с ним неприятными воспоминаниями. Однако он решил отложить отъезд еще на некоторое время. Кроме других незначительных дел, он намеревался рассчитаться с Катамаркой и Йолем и наказать их. Поэтому, выйдя от Аркалы, он направился к дому, который делил — когда-то делил — с Мигнариал и Нотаблем. По дороге он купил грушу и съел на ходу. Груша оказалась незрелой.